Два шага на небеса

Дышев Андрей Михайлович

– Ты вышел меня встречать? – с надеждой спросила она, заглядывая мне в глаза. – Ты совсем заждался?

Ее серебристый плащ, словно сшитый из шоколадной фольги, сверкал в лучах фонаря, и Эмма со своим великолепным макияжем, который ей как-то удалось сохранить до двух часов ночи, со своим театральным воркованием напоминала актрису на сцене.

«Сыграет!» – с уверенностью подумал я и, взяв ее за руку, подвел к «Крайслеру».

– Мы куда-нибудь едем, маленький мой? – спросила Эмма, когда я усадил ее в

машину и захлопнул за ней дверь. Я видел, что девушка была настроена как минимум на шампанское у камина в моей гостиной, но мне пришлось ее разочаровать.

– Ты должна мне помочь, – сказал я, включая зажигание и думая, как бы объяснить ей задачу, не вдаваясь в подробности.

Машина тронулась с места. Нежность у Эммы переливалась через край. Она касалась губами моей щеки, дышала в ухо и покусывала мочку.

– Ты полон загадок, – прошептала она.

– Положи это к себе в сумочку, – сказал я, протягивая Эмме паспорт Нефедова с чеком. – Когда мы зайдем в гостиницу, я притворюсь пьяным. Ты устроишь администратору скандал, скажешь, что в чеке не указан номер, а твой муж лыка не вяжет и не помнит, где поселился.

– Муж – это ты? – догадалась Эмма и хлопнула в ладоши. – Какая прелесть! Мы должны будем сыграть банальную семейную сцену?

– Ну, что-то вроде того, – ответил я.

– Но для чего все это? – весело спросила Эмма, рассматривая фотографию Нефедова в паспорте. – А ты на него в самом деле похож. Только здесь лицо более круглое.

– Ты меня хорошо поняла? – уточнил я. – Наша задача – узнать, какой номер оплачен по этому чеку, и подняться к нему.

– Поняла! Поняла! – возбужденно ответила Эмма, подпрыгивая на сиденье от нетерпения. – Какой же ты у меня фантазер! Надо же – муж! И напился так, что лыка не вяжет!

– Ты думаешь, я не способен так напиться? – спросил я.

Через четверть часа машина выехала на Свердлова. Я остановился и попросил Эмму пересесть за руль. Пока она разбиралась с полами своего серебряного плаща и выставляла наружу длиннющие ноги, я прижался спиной к мокрому стволу дерева и почесался об него, как лось, чтобы привести белую рубашку в соответствие с моим новым имиджем. Вдобавок я оторвал от нее несколько пуговиц, размазал по груди спелую шелковицу и запутал в волосах кленовый лист.

– Нормально? – спросил я, опуская туфли в грязную лужу.

– Просто очаровательно! – воскликнула Эмма, сверкая глазами.

Она с восторгом смотрела на меня, а я скептически смотрел на ее восторг. «Сфальшивит! – подумал я, когда отступать было уже поздно. – Запорет дело на корню!»

Мы подъехали к входу в гостиницу. Эмма заехала на тротуар и остановилась у самых дверей. Сонный швейцар, глядя на машину сквозь стеклянные двери, приготовился оценить кредитоспособность клиентов и определял момент, когда впору начать суетиться.

– Ну, –

тихо сказала Эмма, сжав кулаки, – начали!

Я сразу понял, что недооценил артистические способности своей подруги. Эмма выскочила из машины, с силой захлопнув за собой дверь, крикнула «Свинья!», отчего швейцар за дверью вздрогнул и затаился, широкими шагами обошла «Крайслер» и открыла мою дверь.

– Вываливайся, ничтожество! – очень правдоподобно изобразила она. – Пьянь! Тупица! Неандерталец!

«Ого, – подумал я, вываливаясь из машины, – создается впечатление, что у моей сладенькой за плечами богатый опыт семейной жизни».

Я закинул руку на плечо Эмме, стараясь не испортить ее осанку и не сломать тем самым карьеру манекенщицы.

– Животное! – простонала Эмма, почувствовав на себе мой вес.

Швейцар без энтузиазма распахнул перед нами дверь.

– Чего стоишь как пень! – крикнула на него Эмма. – Помоги донести!

Со швейцаром я уже не церемонился и навалился на его плечо по-настоящему.

– Где ж это он так? – пробормотал швейцар и стал стремительно взвинчивать сумму чаевых. – Тяжелый! Охо-хох!.. А я после операции, мне тяжести как-то нежелательно…

Он шаркал ботинками, кряхтел, затаскивая меня в фойе. Пользуясь случаем, я стянул с его плешивой головы фуражку и нахлобучил ее себе на глаза.

– Не хулиганьте, гражданин, – мягко попытался приструнить меня швейцар, потянулся за фуражкой, но потерял равновесие, и мы оба повалились на пол.

– Дрянь! – с ненавистью сказала Эмма, перешагивая через нас и направляясь к окошку администратора, которая следила за происходящим сквозь толстые линзы очков.

– Охо-хох! – ворчал швейцар, поднимаясь на ноги. Я хватал его за колени и бормотал заплетающимся языком:

– Братишка! Не бросай! Христом богом…

– Где директор гостиницы?! – с ходу пошла в бой Эмма, кидая на стойку паспорт.

– А что случилось? – едва слышно произнесла администратор, глядя своими увеличенными глазами то на нашу со швейцаром напольную возню, то на взбешенное лицо Эммы.

– Как, по-вашему, я должна узнать, какой номер снял мой муж, если он ничего не соображает?

– Разве ваш муж снял у нас… – произнесла администратор, но Эмма, не теряя инициативы, ее перебила:

– Вот квитанция. Сумму прописью вы не забыли написать. Свои реквизиты тоже. А где, позвольте узнать, написан номер комнаты?

Я позволил швейцару дотащить меня до дивана. Он попытался взвалить меня на него, но безуспешно. Мой расслабленный центнер был ему не по силам. Однако лежать на полу мне надоело, и я заполз на диван без посторонней помощи.

– Номер комнаты указан в вашей гостевой карте, – спокойно объяснила администратор.

– Но он же ее потерял! – страдальческим тоном воскликнула Эмма.