Два старика и целая жизнь
Шрифт:
Так, сама того не понимая, старая еврейка в тот самый миг вложила в их будущее глубокий сакральный смысл, ибо их дальнейшая жизнь стала после этого складываться
Набожная мать истового комсомольца, их бабка, уже давно к тому времени умерла, а его самого партия перебросила в Минск, где близнецы, под присмотром няни из финских чухонок безбедно выросли в семье видного партработника. В тридцать седьмом его не стало, ибо ненасытный молох революции, обычно пожирающей своих детей, тогда не миновал даже самых преданных, беспощадных, яростных и самоотверженных, а его уже взрослых сынов – Якова и Иосифа вскоре призвали в Красную Армию. Дети врага народа, да-да, но ведь сын, как справедливо заявил тогдашний наш Царь, сам испугавшись размаха репрессий, за отца не в ответе…
И они попали служить, как водится, в одну часть, неподалеку от дома, в Прибалтике. И стали хорошими красноармейцами, классными стрелками и спортсменами. А потом демобилизовались, вернувшись в родной Минск.
И когда началась та, незнаменитая, по словам известного поэта, война, война с белофиннами, подло вдруг напавшими на молодую Советскую страну, и надо было сделать так, чтобы весь мир увидел и поверил, что это вовсе не Красная Армия, а передовой карело-финский пролетариат штурмует пресловутую «Линию Маннергейма», братьям, которые к тому времени только что восстановились в институте, сказали в парткоме тихо, но по-партийному прямо:
Конец ознакомительного фрагмента.