Два товарища (сборник)
Шрифт:
– И тогда было не до меня, и сейчас не до меня.
– Да, – сказал Анатолий неопределенно и махнул рукой. – Ну, мне сюда. Пока.
4
В день экзамена Гошку все-таки освободили от работы. До города по грейдеру было двадцать два километра. Гошка долго ждал попутной машины, в школу приехал за пятнадцать минут до начала. Все заочники уже собрались. Они сидели на скамейках, на крыльце, просто на траве перед школой. Одни лихорадочно листали учебники, другие
– Навались, подешевело! Полный комплект сочинений за один червонец.
Парень был местным фотографом. Сегодня его продукция пользовалась небывалым спросом. Гошка тоже решил запастись новинками фотоискусства. На всякий случай. Он вынул деньги.
– Дай.
– Все, – сказал фотограф, – пива нет, ресторан закрыт. Осталась одна пачка – самому пригодится. Я тоже сдаю.
Вышел толстый учитель в чесучовом пиджаке и неожиданно тонким голосом сказал:
– Заходите.
Все пошли. В коридоре фотограф догнал Гошку и тронул его за рукав:
– Четвертной дашь?
Раздумывать было некогда, Гошка сунул ему двадцатипятирублевку. Рассаживались долго. Взрослые люди с трудом помещались за детскими партами. Гошка сел за третью парту. Фотограф сел рядом.
– Вдруг чего, дашь мне сочинение, – сказал он.
Гошка не ответил. Ученики завороженными глазами следили за учителем, пухлые пальцы которого слишком медленно разрывали пакет. Но вот он написал на доске первую тему, и Гошка облегченно вздохнул. «Молодая гвардия». Эту книгу Гошка знал хорошо.
Всего было четыре темы. Фотограф долго думал, на какой из них остановиться, и не остановился ни на одной.
– Слышь, дай мне Тургенева, – шепнул он Гошке.
– Полсотни, – сказал Гошка.
– Я ж тебе за двадцать пять.
– Подорожали.
Фотограф помолчал, подумал, но пятьдесят рублей пожалел. Он заглянул в Гошкину тетрадь.
– За два одинаковых сочинения оба автора получат по двойке, – глядя в потолок, сказал всевидящий учитель.
Гошка отодвинулся. Фотограф почесал в затылке и – делать нечего – взялся за сочинение. Некоторое время молча скрипел пером, потом ткнул Гошку в бок:
– Слышь, как пишется «патриот» – через два «т»?
– Пять рублей, – предложил Гошка.
– Шкура, – сказал фотограф и обиженно отвернулся.
В начале июня неожиданно приехал досрочно демобилизованный Аркаша Марочкин. Уезжал простым человеком, а вернулся ефрейтором. Привез Аркаша матери подарки: полушалок чисто шерстяной, отрез на платье и еще кое-чего по мелочи. Было чего рассказать. Когда выключили электричество, Тихоновна засветила керосиновую лампу, и долго еще желтели два окна в доме Марочкиных.
Утром Аркаша не торопясь умылся, позавтракал и, приведя себя в порядок, вышел на крыльцо.
Лизка, которая вот уже полтора часа ковыряла мизинцем трухлявую штакетину в Аркашиной калитке, кинулась к долгожданному:
– Аркаша!
И обомлела. На Аркаше все сверкает. Сапоги, пуговицы, бляха. На груди значков штук шесть. Все большие, как ордена, и тоже сверкают.
– Аркадий Алексеевич, – поправилась Лизка и отступила на два шага в сторону.
– Здорово! – Аркадий двумя пальцами расправил гимнастерку под ремнем и, выбросив вперед левую руку, долго смотрел на циферблат часов.
– Сколько время? – почтительно спросила Лизка и сама смутилась от нелепого своего вопроса.
– Полчаса десятого, – значительно ответил Аркаша и между прочим поинтересовался: – Ну как жизнь?
– Ничего, спасибо.
– Замуж еще не вышла?
– Нет еще.
– Чего ж так?
– Куда спешить-то? – сказала Лизка, приблизилась и тревожно посмотрела в Аркашины глаза. – А ты… А ты не женился?
– У солдата в каждой деревне жена и в каждом доме теща, – сказал Аркаша и опять посмотрел на часы. Потом вынул из кармана сверкающий никелем портсигар, щелкнул крышкой, постучал по крышке мундштуком «Беломора».
– Опять в колхоз пойдешь или как? – робко спросила Лизка.
– Не знаю. Посмотрю, что председатель скажет. Найдется что подходящее – останусь. А нет, так… Меня теперь где хотишь примут. Механик-водитель. На любой завод без разговору. – И заторопился: – Ну ладно, пойду, чего тут зря разговаривать!
Лизка одним пальцем тронула наглаженный рубчик Аркашиного рукава:
– Вечером в клуб придешь?
– Не знаю. – Аркаша убрал локоть. – Чего там делать? – Но, поглядев ей в глаза, смягчился: – Может, и приду. Видно будет. – И пошел по тропке мимо соседских дворов, стройный, подтянутый.
Лизка тоже пошла было, но на крыльцо, гремя ведрами, вышла Тихоновна. Поздоровались. Тихоновна внимательно посмотрела на Лизку, спросила:
– Ждешь кого?
– Да нет… так просто стою.
– Аркашу видела?
– Видела. – Лизка пожала плечами: дескать, было б на что смотреть.
Тихоновна поставила ведра на землю.
– Ну и как?
– Да чего – как? Парень как парень. Две руки, две ноги – ничего особенного.
– Это как сказать – ничего особенного. На службе-то девки за им знаешь как бегали.
– Девки бегали? – насторожилась Лизка.
– И-их, милая, еще как бегали-то. – Тихоновна для чего-то наклонилась к самому Лизкиному уху и понизила голос: – Фотокарточек привез цельную пачку. Вот такую. И все девки. Мне уж больно одна там понравилась. Из себя такая видная, и родинка на этом месте, возле глаза. Симпатия. На фершалку учится.
– На фершалку?
– На фершалку, милая, на фершалку, – охотно подтвердила Тихоновна.
– Ну, я пойду, – неожиданно заторопилась Лизка. – До свидания вам.