Два товарища
Шрифт:
Андросов тоскливо глядел на него.
– Предаешь брата!
– сказал Хомичев.
– "Ради кого? Ради этого мерзавца! И без тебя мы до него доберемся. Не сейчас, так попозже. Но доберемся!
– Володя, может, Анатолий понимает не все обстоятельства дела? вежливо спросил Пушнин.
– Не будем торопиться...
Хомичев уезжал из колонии злой. Оправдывался тем, что рассчитывал на чувства Андросова к младшему брату, а другого варианта не заготовил. Беличенко утешал, снова заладил о доброте, которую Владимир как раз и не нашел в себе. Хомичев и сам догадывался, что чего-то ему не хватило. Он вспомнил зимнюю полночь, себя, возвращающегося домой чуть
Он вспомнил ту ночь, как будто снова очутился под ударом клинка, но на сей раз остался опозоренным.
А Пушнин подвел итог:
– Душа человека скажет больше, чем даже семь сыщиков.
– Да, - подтвердил Беличенко.
– Надо было его расположить.
– Да, - зло повторил и Хомичев.
Он доложил о результатах допроса и пошел писать рапорт. В комнате три стола были пусты, за четвертым сидел Капитонов и Незнакомец в очках. Они вполголоса разговаривали о какой-то Наде, наверное шлюхе или скупщице краденого. О ком же еще здесь разговаривать, усмехнулся Хомичев, как не о дряни.
– А где Шипов?
– спросил он Капитонова.
– Вышел. У дежурного спроси.
Хомичев включил приемник, чтобы отдалить звук чужих голосов, и услышал объявление диктора: "Петр Ильич Чайковский. Из цикла "Времена года". "Январь. У камелька". Для летнего дня лучшей музыки не придумаешь.
"Используя выявленную связь Волина с младшим братом осужденного Андросова, я счел целесообразным..." - писал Хомичев, но еще не верил, что остался с пустыми руками.
– Где Шипов?
– снова спросил он.
– Может, что-нибудь передал для меня?
– Не передал, - ответил Капитонов.
– Что-то случилось?
Он внимательно посмотрел на Хомичева черными неприятно-пронзительными глазами, снова вернулся к неизвестной Наде.
Хомичев стал перелистывать дело: протоколы, описи, справки, несколько листков с изображением по фотороботу - механически составленное лицо мужчины с узкими губами, полукруглыми бровями, острым торчащим подбородком... Кто это был? Под видом слесаря побывал в квартире накануне ограбления, но в ЖЭКе выяснили, что такого слесаря там нет. На Волина не похож, ни на кого не похож. А почему, собственно, Волин? Потому что у него судимость за квартирную кражу? Потому что подбил мальчишку прокатиться на машине? Мало. У Волина алиби - в день кражи гостил у матери в городке К. Наблюдение за его квартирой ничего не дало: к нему ходят студенты, девушки, фотографы, заведующий осветительным цехом драмтеатра. Пусто. С таким же успехом можно наблюдать за проходящими мимо любого телеграфного столба.
Хомичев дописал рапорт и понес его начальнику. Тот не ругал, но Хомичев даже не смог вразумительно ответить, когда думает заканчивать следствие.
– Я тебя не узнаю, - сказал начальник.
– Энергичнее надо действовать, Владимир!
– И еще добавил несколько накачивающих пожеланий.
В дежурной части Хомичев столкнулся с Беличенко. Майор посочувствовал ему, выразился в своем духе, что одной силой ничего не добьешься, это только отдалит цель.
Хомичев справился о Шипове и пошел к себе. Беличенко нагнал его в коридоре.
– Ты не знаешь подростков, - сказал он.
– Поезжай снова в колонию, попробуй потолковать с ним по душам... Сперва похвали его, потом поведи разговор так, чтобы он сделал тебе маленькую уступку. Пусть согласится в чем-то с тобой. Не дави. Дай ему дышать... Захвати письмо от матери.
Беличенко постучал пальцем по застекленной витрине, откуда сквозь отблеск электрического света решительно смотрел с фотографии Хомичев.
– Надо оправдывать высокую оценку руководства, - вымолвил майор чуть насмешливым тоном.
Стукнула дверь, потянуло с улицы жарким сквозняком. Шипов враскачку подходил к ним. Он был рослый, сочный, но еще не рыхлый.
Беличенко кивнул Шипову и ушел.
– Как, расколол?
– весело спросил Шипов Хомичева.
– Разогнался, - буркнул Хомичев.
– А у нас кое-что есть. Соседи матери Волина говорят, что он в ют день не приезжал. Значит, алиби тю-тю?
– Шипов похлопал по папке.
– Пошли пива попьем, у меня лещ...
– Может, сделаем обыск?
– спросил Хомичев.
– Нет, не разрешат.
– Жирный лещ, - продолжал Шипов и понюхал папку.
– Амбре!.. Если б ты пацаненка расколол, тогда можно бы и обыск.
– Вечером мы ждем гостей, друга с женой, - сказал Хомичев.
– Отложим пиво. Где он может прятать вещи? Дома? У матери? В фотолаборатории?
– У любовницы. Мы бы хлопнули по паре кружек в темпе, как? Такого леща надо уважать.
– А к любовнице мы в окно полезем?
– усмехнулся Хомичев.
– Любовница у него высший класс. Ноги прямо поют.
– Шипов засмеялся густым беззаботным смехом.
– Такие длинные, будто начинаются прямо от ушей.
– Пора тебе жениться, - посоветовал Хомичев.
– А то пока работаешь под простодушного бугая, так и свыкнешься с этой ролью.
– Меня женит бандитская пуля.
– Типун тебе на язык.
– Я не суеверный, - отмахнулся Шипов.
– Хватит с меня и одной дырки.
Они пошли в свою комнату, подшили к делу новые бумаги и стали думать, как развеять туман и взять этого сукина сына.
В комнату входили и выходили сотрудники, звонили телефоны, наступала вечерняя пора - точно ножницы обрезали все незавершенные дела.
– Володя!
– услышал Хомичев. Капитонов стоял у дверей и глядел на него пронзительным взглядом.
– Выйди на минуту.
– Что?
– спросил Хомичев, не понимая, в чем секрет.
– Выйди!
Он нехотя поднялся. Усмешка еще оставалась на его губах, когда Капитонов в коридоре сказал ему:
– Советую укротить твою жену. Есть сведения, что она спекулирует тряпьем. Извини, Володя.
Хомичев ответил:
– Где доказательства?
– Брось, Хома, - сказал Капитонов.
– Я тебя предупредил. Мог не предупреждать.