Два Витгенштейна. Философско-патографический анализ

Методы психологии

Рецензенты:

Профессор, доктор философских наук Ф. И. Гиренок

Профессор, доктор философских наук Г. И. Чернавин

Почему два Витгенштейна? В. страдал коморбидным (двойным) расстройством личности. С одной стороны, у него было биполярное расстройство: депрессии чередовались с перидами творческой активности и хорошего настроения. С другой стороны, латентая шизофрения. Но еще П. Б. Ганнушкин в 1914 году писал, что все мы немного шизофреники, «на уровне насморка», как сказал когда-то мой друг замечательый психолог и мыслитель Александр Сосланд. А Лакан утверждал, что норма это просто хорошо компенсированый психоз. Так что волноваться не следует.

Витгенштейн написал два основных произведения – Логико-философский трактат и Философские исследования. Но недаром он завещал публиковать их вместе в одном томе. Между этими двумя текстами В. прожил целую жизнь, полную приключений, о которых мы рассскажем в этой книге.

Я занимаюсь Витгенштейном более сорока лет. За это время я написал о нем три книги: Людвиг Витгенштейн: Человек и мыслитель (М.: Прогресс, 1994) (общая редакция, составление и аналитические статьи); Божественный Людвиг: Витгенштейн – формы жизни (М.: Прагматика культуры, 2002); Комментарий к Трактату (М.: Академический проект, 2020).

Я выражаю сердечную признательность своей жене Татьяне Михайловой за атмосферу постоянного творчества, которая во многом благодаря ей царит в нашем доме.

Я желаю всем счастья.

Кажется, что тема совсем простая – ранний В. и поздний В. Уж не думаешь ли ты, что между этими двумя В. стояла диссоциация, что это как бы было действительно два разных человека? Что такое «ранний В.»? Компульсивный шизоид. Характер такой же, как у Канта. Плюс монополярное расстройство личности. Депрессивный характер по Ненси МакВильямс (МакВильямс 1998). Что такое «поздний В.»? Шизоид плюс циклоид. Классический «полифонический характер» (Бурно 1996). Появилось душевное тепло, синтонность, о которой пишет, в частности, в своих воспоминаниях Норман Малкольм (Малкольм 1994). А компульсивность и депрессии почти исчезли. Можно предположить, что здесь решающую роль сыграла его работа учителем начальных классов в альпийских деревнях. Ведь он написал учебник немецкого языка для народных школ. Но ты говоришь, диссоциация. Это что, множественная личность, но только не симультанно, а сукцессивно? И ранний В. к позднему ни имеет никакого отношения? Так не бывает. Должно быть генетическое тождество. И твоя задача это тождество проследить. Значит, переходный момент – это его жизнь в деревне. Что там происходило? Он изучал теорию языка Карла Бюлера. В чем ее суть? В обращении внимания на прагматическую функцию языка. Вот где собака зарыта! В. из чистого философа-аналитика, неопозитивиста, стал отчасти представителем прагматизма. И это действительно видно в «Философских исследованиях» – значение есть употребление. Но ведь в деревне было много разного. С одной стороны, он был прекрасным учителем, дети его обожали. Он возил их в Вену на экскурсии. Он починил небольшую фабрику (ведь у него было инженерное образование), и на него сельчане смотрели как на кудесника. С другой стороны, конфликты с преподавателями и безобразная история о том, как он ударил девочку-ученицу. И позорное освидетельствование. Нет, надо шагнуть на период раньше, к Первой мировой войне. Ведь он пошел на фронт, чтобы умереть. Это был способ самоубийства. У него был белый билет – при обследовании в венском госпитале у него нашли грыжу. Но не забывай, что у него три брата покончили с собой. Когда он оказался под огнем, он почувствовал страх смерти, и это его излечило. Это как в фильме «Под стук трамвайных колес», когда человеку дают яд. И оказывается, что он очень хочет жить. На самом деле ему дали что-то безвредное. Но В.-то действительно мог погибнуть! А он оказался храбрым человеком, как его современник Бион, воевавший по другую линию фронта танкистом. И ведь уже в 1914 году он начинает писать так называемые «Тетради 1914–1916», где осмысляет опыт дискуссий с Расселом и Муром в Кембридже в 1911–1912 годах. «Логико-философский трактат» В. написал в итальянском плену. Вообще, огромную роль в сохранении ему жизни сыграл переезд в Англию. Я думаю, что именно Англия спасла ему жизнь, а не деревня и не война. Я имею в виду окончательный переезд в 1926 году. Об этом пишет Эмиль Дюркгейм в книге «Самоубийство», что переезд в другую страну с более здоровым психологическим климатом способствует излечению от хронического суицида (Дюркгейм 1994). Хотя, будучи в Кембридже, он все время жаловался своему другу Дэвиду Пинсенту, что скоро умрет, и так далее. В общем, не давал никому жить. Но в конце концов он был философ, и именно философия в конечном счете излечила его. Да-да, терапия творческим самовыражением (Бурно 1989)!

Ранний В. Нас будет интересовать раздел 2 ЛФТ [1] «То, чему случается быть, Факт, это то, что существуют определенные Положения Вещей». Здесь и далее цитируется мой перевод Трактата по изданию (Витгенштейн 2020). Понятие Sachverhalten – одно из самых важных в Трактате. Оно означает некий примитивный факт, состоящий из логически простых Предметов. По В. Предмет нельзя представить изолированно от контекста и других Предметов. Если мы не знаем про чайник, что в нем можно кипятить воду (Положение вещей) и разливать ее в чашки (другие Предметы), то можно сказать, что мы не знаем, что такое чайник. И ясно, что чайник должен представлять из себя нечто металлическое или керамическое, но ни в коем случае не деревянное, чтобы в нем можно было кипятить воду, и в его форме должно быть нечто, что позволяло бы разливать чай по чашкам. Ясно, что если мы знаем, что такое чайник, в частности, в нем можно кипятить воду и разливать чай по чашкам, то невозможно, что впоследствии окажется, что из чайника можно стрелять или класть его под голову в качестве подушки. Логическая природа чайника исключает эти новые возможности. Внутренние свойства, по В., – это такие, без которых Предмет не может существовать. Стало быть, для того чтобы знать чайник, важно знать не просто, из какого металла он сделан, но то, что этот металл не расплавится при температуре, более низкой, чем температура кипения воды. Задавая все Предметы в некотором небольшом ограниченном возможном мирке, например, чайник, воду, чашки, мы тем самым задаем все возможные Положения Вещей, связанные с этими Вещами. И это, в принципе, касается всех вещей. Вместе с предметами в мире дано потенциально все, что с ними может произойти. Можно представить, как в чайник наливают воду, как вода в нем закипает. Как из него наливают чай в чашки. Можно представить себе пространство без чайника, но нельзя представить чайник вне тех возможных положений вещей, которые могут с ним «случаться быть». Любая вещь – будь то чайник, грабли или «Трактат» – перестает быть вещью вне пространства возможных для нее положений вещей.

2.014. Предметы содержат в себе возможность всех ситуаций

Этот тезис является обобщением предыдущих. Заложенность в предметах не только всех положений вещей, но и всех ситуаций (Sachlage), то есть возможность не-элементарных положений вещей, позволяет представить предмет как некий прообраз кибернетического устройства с заложенной в нем программой всех возможных действий, включая в данном случае взаимодействия с другими предметами. Чайник включает в себя возможность не только греть воду и разливать чай по чашкам, но и возможность быть фарфоровым, китайским, со свистком, возможность быть разбитым, если он из глины, или расплавленным, если он металлический. Мы как будто берем все предметы, записываем в их структуре возможные Положения вещей и ситуации, которые могут с ними произойти, и запускаем их все вместе. После этого они начинают жить своей жизнью. Однако для того чтобы предметы могли функционировать, а мы могли бы знать об этом, необходимо, чтобы между предметами и нашим знанием о них существовала регулярная обратная связь.

Прежде всего, поговорим о более или менее безусловных вещах – о той роли, которую в жизни Витгенштейна играло чтение Достоевского и Толстого, двух в наибольшей мере адаптированных на Западе великих русских писателей.

Достоевский впервые упоминается Витгенштейном в «Тетрадях 1914–1916», где есть фраза о том, что «Достоевский прав, когда говорит, что человек, который счастлив, наполнен целью существования» (Витгенштейн 1996: 195). Среди произведений Достоевского Витгенштейн выше всего ставил «Братьев Карамазовых». Особенно большое впечатление на него производила фигура старца Зосимы. Можно предположить, что Витгенштейну была близка идея перевоплощения офицера в святого (достаточно обычный агиографический композиционный ход – грешник становится праведником; особенно обычный для православной традиции, где было популярным неписаное правило, в соответствии с которым, чем больше грех, тем больше потенциальная праведность), ведь он сам был и офицером (австро-венгерской армии) и почти святым (во всяком случае, так его многие воспринимали, когда он работал в деревне (см. Бартли 1973).

«Преступление и наказание» Витгенштейн читал в 1935 году по-русски, как свидетельствует об этом Фаня Паскаль. Фаня также рассказывает, что Витгенштейн настолько высоко ставил Достоевского, что, когда она в разговоре с ним как-то неосторожно заметила, что на Достоевского сильно повлиял Диккенс (что совершенно справедливо с историко-литературной точки зрения), Витгенштейн возмутился и показал рукой, поднятой высоко вверх, как велик Достоевский, и – рука опущена – как ничтожен по сравнению с ним Диккенс (что, конечно, справедливо лишь отчасти).

В целом, однако, можно сказать, что Достоевский не затронул глубинных экзистенциальных пластов в жизни Витгенштейна. Это сделал Толстой.

Характерно при этом, что Витгенштейн читал по преимуществу позднего Толстого. Известно, что он читал «Воскресение», «Хаджи-Мурата», восхищался такими плодами позднего эстетического редукционизма Толстого, как народные рассказы вроде «Алеши Горшка» и «Много ли человеку земли надо?». О том, читал ли Витгенштейн «Войну и мир», «Анну Каренину», «Смерть Ивана Ильича» и «Крейцерову сонату», сведений нет. Если читал, то не обсуждал этих произведений с друзьями.

Итак, не столько Толстой, сколько толстовство. Казалось бы, что общего между философией Витгенштейна и идеологией позднего Толстого? Между тем общее безусловно есть. Проявляется оно по меньше мере в двух аспектах. Первый аспект – это редукционизм. Что такое толстовское «Евангелие»? Оно характеризуется прежде всего тем, что четыре текста сведены (то есть в соответствии с этимологией этого слова – редуцированы) к одному. Толстой убрал главную дискурсивную особенность раннехристианского учения – его полифоничность, несводимость к единому мнению. В сущности, ранее христианство – это религия пропозициональных установок: («Он сказал…» – один из самых частотных оборотов в канонических Евангелиях). Это беспрестанный диалог между Иисусом, с одной стороны, и учениками, фарисеями, женщинами, Пилатом, с другой.

Пользуясь терминологией Р. Рорти (см. Рорти 1996), можно сказать, что Толстой «приватизировал» христианство и тем самым редуцировал его к сугубо внутренней душевной жизни (тезис о том, что Царство Божие внутри нас), то есть сделал следующий шаг после Лютера – десокрализовал Иисуса и попытался показать, что церковь не нужна даже в том ослабленном виде, в каком она присутствует в протестантской модели христианства.

Толстовство в определенном смысле напоминает буддизм, который Толстой хорошо знал и любил, причем не в исходной махаянической его версии, а скорее в дзенской, нигилистической. (Впервые толстовство как разновидность русского нигилизма было интерпретировано Б. М. Парамоновым в книге: Парамонов 1997.) Действительно, отрицание принятых в обществе духовных ценностей, устоявшихся идеологических инфраструктур, парадоксально роднит Толстого со «вторым этапом русского освободительного движения». Конечно, можно возразить, что нигилисты были насильниками, а Толстой проповедовал ненасилие. Но когда Толстой ходатайствовал перед царем за народовольцев, которые убивали царских министров, разве он тем самым не выказывал сочувствие убийцам?