Двадцать лет спустя (иллюстрации Боже)
Шрифт:
— Ну что? — спросил герцог, когда они остались одни.
— Ужин заказан, — сказал Ла Раме.
— Какие же будут блюда, господин дворецкий?
— Ведь вы обещали положиться на меня, ваше высочество!
— А пирог будет?
— Еще бы. Как башня!
— Изготовленный преемником Марто?
— Заказан ему.
— А ты сказал, что это для меня?
— Сказал.
— Что же он ответил?
— Что постарается угодить вашему высочеству.
— Отлично, — сказал герцог, весело потирая руки.
— Черт возьми! — воскликнул Ла Раме. — Какие, однако, успехи делаете вы по части чревоугодия, ваше высочество! Ни разу за пять лет я не видал у вас такого счастливого лица.
Герцог понял, что плохо владеет собой. Но в эту минуту Гримо, должно быть, подслушав разговор и сообразив, что надо чем-нибудь отвлечь внимание Ла Раме, вошел в комнату и сделал знак своему начальнику, словно желая ему что-то сообщить.
Тот подошел к нему, и они заговорили вполголоса.
Герцог за это время опомнился.
— Я, однако, запретил этому человеку входить сюда без моего разрешения, — сказал он.
— Простите его, ваше высочество, — сказал Ла Раме, — это я велел ему прийти.
— А зачем вы зовете его, зная, что он мне неприятен?
— Но ведь, как мы условились, ваше высочество, он будет прислуживать за нашим славным ужином! Вы забыли про ужин, ваше высочество?
— Нет, но я забыл про господина Гримо.
— Вашему высочеству известно, что без Гримо не будет и ужина.
— Ну хорошо, делайте как хотите.
— Подойдите сюда, любезный, — сказал Ла Раме, — и послушайте, что я скажу.
Гримо, смотревший еще угрюмее обыкновенного, подошел поближе.
— Его высочество, — продолжал Ла Раме, — оказал мне честь пригласить меня завтра на ужин.
Гримо взглянул на него с недоумением, словно не понимая, каким образом это может касаться его.
— Да, да, это касается и вас, — ответил Ла Раме на этот немой вопрос. — Вы будете иметь честь прислуживать нам, а так как, несмотря на весь наш аппетит и жажду, на блюдах и в бутылках все-таки кое-что останется, то хватит и на вашу долю.
Гримо поклонился в знак благодарности.
— А теперь я попрошу у вас позволения удалиться, ваше высочество, — сказал Ла Раме. — Господин де Шавиньи, кажется, уезжает на несколько дней и перед отъездом желает отдать мне приказания.
Герцог вопросительно взглянул на Гримо, но тот равнодушно смотрел в сторону.
— Хорошо, ступайте, — сказал герцог, — только возвращайтесь поскорее.
— Вероятно, вашему высочеству угодно отыграться после вчерашней неудачи?
Гримо чуть заметно кивнул головой.
— Разумеется, угодно, — сказал герцог. — И берегитесь, Ла Раме, день на день не приходится: сегодня я намерен разбить вас в пух и прах.
Ла Раме ушел. Гримо, не шелохнувшись, проводил его глазами и, как только дверь затворилась, вытащил из кармана карандаш и четвертушку бумаги.
— Пишите, монсеньор, — сказал он.
— Что писать? — спросил герцог.
Гримо подумал немного и продиктовал:
— «Все готово к завтрашнему вечеру. Ждите нас с семи до девяти часов с двумя оседланными лошадьми. Мы спустимся из первого окна галереи».
— Дальше? — сказал герцог.
— Дальше, монсеньор? — удивленно повторил Гримо. — Дальше подпись.
— И все?
— Чего же больше, ваше высочество? — сказал Гримо, предпочитавший самый сжатый слог.
Герцог подписался.
— А вы уничтожили мяч, ваше высочество?
— Какой мяч?
— В котором было письмо.
— Нет, я думал, что он еще может нам пригодиться. Вот он.
И, вынув из-под подушки мяч, герцог подал его Гримо.
Тот постарался улыбнуться как можно приятнее.
— Ну? — спросил герцог.
— Я зашью записку в мяч, ваше высочество, — сказал Гримо, — и вы во время игры бросите его в ров.
— А если он потеряется?
— Не беспокойтесь. Там будет человек, который поднимет его.
— Огородник? — спросил герцог.
Гримо кивнул головою.
— Тот же, вчерашний?
Гримо снова кивнул.
— Значит, граф Рошфор?
Гримо трижды кивнул.
— Объясни же мне хоть вкратце план нашего бегства.
— Мне велено молчать до последней минуты.
— Кто будет ждать меня по ту сторону рва?
— Не знаю, монсеньор.
— Так скажи мне по крайней мере, что пришлют нам в пироге, если не хочешь свести меня с ума.
— В нем будут, монсеньор, два кинжала, веревка с узлами и груша.
— Хорошо, понимаю.
— Как видите, ваше высочество, на всех хватит.
— Кинжалы и веревку мы возьмем себе, — сказал герцог.
— А грушу заставим съесть Ла Раме, — добавил Гримо.
— Мой милый Гримо, — сказал герцог, — нужно отдать тебе должное: ты говоришь не часто, но уж если заговоришь, то слова твои — чистое золото.