Двадцать лет спустя (изд. 1957г.)
Шрифт:
— А он рьяный игрок?
— Я видел, как он до слез хохотал, проигрывая две тысячи пистолей.
— Так приводите его с собой.
— Но как же это можно сделать? А наши пленники?
— Ах, черт возьми, это правда! — заметил Грослоу. — Так пусть их постерегут ваши слуги.
— Чтобы они удрали! — сказал Д'Артаньян. — Покорно благодарю.
— Значит, это знатные лица, раз вы ими так дорожите?
— Еще бы! Один — богатый дворянин из Турепи, а другой — рыцарь мальтийского ордена, из очень знатного рода. За каждого из них мы выговорили себе по две тысячи фунтов стерлингов по прибытии во Францию. Мы ни на минуту не хотим упускать из виду этих людей, так как наши слуги знают, что они миллионеры. Мы их слегка обыскали, когда брали в плен, и скажу вам по секрету, что их-то денежки мы с дю Валлоном и проигрываем друг другу каждую ночь. Но может случиться, что они припрятали какой-нибудь драгоценный камень или редкостный брильянт, и поэтому мы с моим приятелем, как скряги, храним свое сокровище, не оставляя его ни на минуту. Мы глаз не спускаем с этих людей, и когда я сплю, дю Валлон бодрствует.
— Вот как! — сказал Грослоу.
— Вы понимаете теперь, что заставляет меня отклонить ваше любезное приглашение, как бы мне ни хотелось принять его. Играть почти каждую ночь и все с одним и тем же партнером — скучновато; шансы постоянно уравниваются, и по прошествии месяца оказывается, что ты не выиграл и не проиграл.
— Ах, — проговорил со вздохом Грослоу, — есть вещь более скучная: это — совсем не играть.
— Согласен, — сказал Д'Артаньян.
— Но скажите, — начал опять англичанин, — ваши пленники — опасные люди?
— В каком смысле?
— А так: способны они взбунтоваться?
Д'Артаньян расхохотался.
— Вот еще что надумали! — воскликнул он. — Одного трясет лихорадка, которую он заполучил в вашей прекрасной стране, а другой — мальтийский рыцарь — тих и робок, как девушка. К тому же для большей безопасности мы отобрали у них все оружие, до перочинных ножей и карманных ножниц включительно.
— В таком случае приводите их с собой, — сказал Грослоу.
— Как, вы хотите?.. — изумился Д'Артаньян.
— Да, у меня восемь человек.
— Ну и что же?
— Четверо будут сторожить их, а другие четверо — короля.
— А ведь правда, — проговорил Д'Артаньян, — это можно сделать; только это причинит вам много хлопот.
— Пустяки! Приходите только, вы увидите, как все хорошо устроится.
— О, об этом я не беспокоюсь, — сказал Д'Артаньян, — такому человеку, как вы, можно слепо довериться.
Выслушав лестное замечание д'Артаньяна, английский офицер самодовольно усмехнулся: ею тщеславие было удовлетворено, а сердце вполне завоевано льстецом.
— Но, — сказал д'Артаньян, — я думаю, ничто нам не помешает начать сегодня же вечером.
— Что именно?
— Нашу партию.
— Конечно, ничто, — сказал Грослоу.
— В самом деле, приходите сегодня вечером к нам, а завтра мы вам отдадим визит. Если что-нибудь вам не понравится в наших пленниках, которые, как вы знаете, отъявленные роялисты, то можно отменить завтрашнюю встречу, и мы просто проведем приятно сегодняшнюю ночь.
— Чудесно. Сегодня вечером я у вас, завтра у Стюарта, послезавтра у меня.
— А там уже и в Лондоне. Черт побери, — воскликнул Д'Артаньян, — вы видите, что всюду можно проводить время весело и приятно!
— Да, особенно когда встретишься с французами, и к тому же такими, как вы, — подтвердил Грослоу.
— А главное — как дю Валлон, вы увидите, что это за молодчина. Он отчаянный фрондер и ненавидит Мазарини, которого однажды едва не прикончил. Им потому и дорожат, что боятся его.
— Да, — сказал Грослоу, — у него славное лицо, и хотя я его еще не знаю, но он мне очень понравился.
— Что же будет, когда вы его узнаете? Кстати, он, кажется, зовет меня. Извините, мы с ним такие друзья, что он не может долго оставаться без меня. Разрешите откланяться?
— Конечно.
— Итак, до вечера.
— У вас?
— У меня.
Они раскланялись, и Д'Артаньян вернулся к своим товарищам.
— О чем вы там толковали с этим бульдогом? — спросил Портос.
— Друг мой, прошу не выражаться так о капитане Грослоу: это один из лучших моих друзей.
— Один из ваших друзей? — спросил Портос. — Этот убийца мирных поселян?
— Тише, дорогой Портос. Это правда, Грослоу немного горяч, но я открыл в нем два прекрасных качества — он глуп и тщеславен.
Портос вытаращил глаза от изумления, Атос и Арамис с улыбкой переглянулись: они хорошо знали, что д'Артаньян ничего не делает попусту.
— Впрочем, — продолжал Д'Артаньян, — вы будете иметь случай оценить его сами.
— Как так?
— Я представлю его вам сегодня вечером; он придет к нам играть в ландскнехт.
— Ого! — воскликнул Портос, и глаза его загорелись. — А он богат?
— Он сын одного из самых крупных коммерсантов Лондона.
— И он умеет играть в ландскнехт?
— Обожает.
— А в бассет?
— Это его страсть.
— А в бириби?
— Знает до тонкости.
— Отлично, — сказал Портос, — мы проведем приятную ночь.
— Тем более приятную, что за ней последует другая, еще более приятная.
— Как так?
— Сегодня он играет у нас, а завтра мы у него.
— Где это у него?
— Я вам после скажу. Теперь же позаботимся о том, чтобы достойно принять Грослоу. Сегодня к ночи мы будем в Дерби; пусть Мушкетон едет вперед, и если найдется хоть одна бутылка вина в целом городе, пусть он купит ее. Недурно было бы также, чтобы он приготовил маленький ужин, к которому вы, Атос, не притронетесь, потому что у вас лихорадка, а вы, Арамис, потому, что вы мальтийский рыцарь, которому наши вольные солдатские разговоры противны и заставляют вас краснеть. Слышите вы, что я говорю?