Двадцать один день следователя Леонова
Шрифт:
— Пройдемся, — предложил Леонов, Мефистофель покорно пошел за ним.
— Чем обязан? — спросил он, когда они прошли несколько метров.
— Соскучился, — сказал Леонов, — да и отблагодарить хочу.
— За что? — Мефистофель остановился.
— Как за что? За помощь.
— Какую? — Мефистофель сделал шаг назад.
— Ты меня тогда правильно навел. Жаль только, — вздохнул майор. — Спартак погиб…
— Погиб? — Мефистофель пронзительно глянул на Леонова.
— Вечная память! — сказал
— Так ты пришел только это мне сказать? — Мефистофель смотрел недоверчиво, напоминая затравленного зверька.
— Не только. Хочу еще тебя уберечь.
— Меня? От кого?
— Сам знаешь. Неужели ты думаешь, наивная душа, что тебя оставят в покое? Прикончат, как последнее быдло. Я должником не хочу быть. Когда-нибудь и ты протянешь мне руку.
— Это ты, майор, брось. Не надо меня на пушку брать. Стреляный.
— Смотри. Только шлет тебе привет этот, как его… Ну, на руке у него баба на сердце…
— Лом что ли?
И вдруг Мефистофель сник.
— Да ладно! — махнул он рукой и пошел назад к дому.
— Берегись, слышишь? — крикнул ему вслед майор.
Ломакиных, Ломовых, Ломоносовых и прочих в городе набралось двести шестьдесят семь человек. Двести тридцать отпали сразу. Потом еще двадцать, двенадцать. Осталось пять.
В этот день майор уехал домой в двадцать минут третьего. Он заснул сразу спокойным сном человека, у которого день не прошел даром и совесть была чиста.
На следующий день, постаравшись закончить дела пораньше, Леонов по пути домой свернул к дому Суховского. Он застал Суховского за работой. Тот, засучив рукава, клеил на кухне обои. Ему помогала дочь, девочка лет двенадцати. Перехватив взгляд Леонова, Суховский немного смутился.
— Да вот… супруга запилила. Дай, думаю… Зоя, принеси стул, — велел он дочери.
— Да я к тебе на минуточку. Николай, ты не помнишь, кто к нам сажал Мефистофеля?
— Мефистофеля? — Суховский снял фартук, вытер о него руки. — Мефистофеля… повторил он задумчиво. — Так-так. По-моему, его настоящая фамилия э-э-э… Ро… Да, Романюк.
— Точно, Романюк, — подтвердил Леонов.
— А посадил его, по-моему, Носов. Точно, Носов.
— Ясно. А отпускал?
— Тоже он. А что? Ты его в чем-нибудь подозреваешь? Вроде, давно работает, ни в чем не замешан. Или… — Суховский посмотрел на майора.
— Да нет, так… — Леонов встал.
— А я, было, подумал…
— Что ж, пойду. Ну, Зоя, до свидания.
— До свидания, — нерешительно произнесла девчушка, вопросительно глядя на отца. Тот сделал неопределенный жест.
— Оставайтесь, — сказала она, — пирожки свежие кушать будем.
— Спасибо, — поблагодарил Леонов и протянул хозяину Руку.
XXVII
На следующий день Леонов
«Так, — рассуждал он, шагая из угла в угол. Бригада — раз. Кассирша — два. Слышал — три. Мефистофель — четыре. И пятое — Ломакин, с которым изредка, как сказали, встречался. Неужели? Неужели? Нет! Спас от пули… Друг… Нет».
Он походил еще какое-то время. Потом решительно повернул в замке ключ и громко хлопнул дверью.
Носов что-то писал, когда Леонов вошел к нему. Капитан, как обычно, с радостным выражением лица вскочил из-за стола и, протягивая руку, бросился к Леонову.
Алексей отвел руку и, глядя ему прямо в глаза, спросил:
— Ты?!
— Ты это о чем? — глаза Носова забегали. Рука поползла в карман.
— Ты?! — повторил Леонов.
— Носов бросился к двери. Выглянул наружу. Плотно прикрыл ее, резко повернулся к Леонову.
— Тебе чего надо? Ты чего добиваешься? — тихо и зло сказал Носов. Лицо его побелело. Куда только девалось его вечное самодовольство. — Денег надо? Дам. Зависть берет, как живу? Сам соображай. Тебе ли не жить! Я найду людей. Они тебя озолотят. И кого ты жалеешь? Кого? Этих обманщиков? Этих шкуродеров? А как сам живешь? Хуже безработного. Как тебя жена не выгонит! Ты же дурак! Дурак! — губы Носова дрожали. Волосы упали на вспотевший лоб. Он резким движением отбросил их назад.
— И все, что ты думаешь, недоказуемо! Слышишь? Недоказуемо! Тебе дадут отступного. Слышишь? Еще раз повторяю. Много дадут… «Ладу». Хочешь — дачу. Только не глупи. Лови фарт. Будь умницей. Время не то. Посмотри вокруг. Сейчас все рвут, все тянут к себе. И бери, бери.
Носов подошел вплотную к Леонову. Он тяжело дышал. По лицу бежали струйки пота. Леонов стоял неподвижно, только лицо его бледнело все больше и больше. А Носов наступал:
— Сейчас все продается. Должности, бабы, девки, совесть, честь…
— Ни совесть, ни честь продать нельзя.
Леонов резко повернулся и, не оглядываясь, пошел по коридору.
На резкий, какой-то требовательный стук в дверь Мухамедзянов ответил отрывистым «да». На пороге стоял Леонов.
— А, артист, проходи!
XXVIII
Леонов шел медленно знакомой дорогой. Когда Аленка добежала до того места, где совсем недавно произошла памятная встреча, майор невольно оглянулся. Но тотчас укорил себя за слабость, усмехнулся.
— Доченька, иди сюда.
— Сейчас, папа, — откликнулась Аленка, но и не думала возвращаться.
Он подошел к ней, подхватил на руки. Она громко засмеялась.
— Упадешь, Аленушка!
Они не заметили, как сзади к ним подкатила машина.
— Милиционер, привет! Вот так встреча!