Двадцать пятый кадр
Шрифт:
Потом жильцы из домов вызвали милицию. Так эти фанаты шустро разбежались. Осталось только несколько человек, те, которым трудно было бежать, — они тихонько отползли, видимо, им здорово досталось. И только один лежал у лавки лицом вниз. Я сначала подумал, что мои подопечные смылись, хотел направиться к дому Киселева и там его подождать. Но когда мимо милиции и толпы зевак проходил, того парня уже перевернули. Глянул, а это Киселев и есть. Лицо все в крови. Потом «Скорая» подъехала, врач рукой махнул, я понял — труп. Так
Эх, Гаврилов, Гаврилов, видимо, следил ты топорно, ребята оказались не дураки. Наверное, приметили тебя давно, решили, что затеряются в толпе и от тебя оторвутся. Ну и оторвались, что называется. Но куда же они хотели направиться, чтобы ты, Гаврилов, не знал?
— А какие-нибудь повреждения на теле были?
— На теле нет, не видел, а лицо — в крови. Наверное, головой ударился.
— А почему думаете, что ударился, может, чем-то стукнули?
— Я в этой мясорубке ничего толком не разглядел. Только слышал, что парни, задержанные милицией, выкрикивали, что он оступился, сам упал.
— Так, значит, момент падения Киселева вы не видели? Может, его толкнули?
Мне не очень-то верилось в эту случайную и нелепую смерть. Если погибает свидетель или участник любого темного дела, значит, кому-то это нужно. Совершенно ясно, что слежка была кем-то вычислена. И вот вам результат. Оперативно работают ребята, ничего не скажешь.
Ладно, эту заварушку на футболе я еще проанализирую и разберу, а сейчас главное — расспросить охранника еще о чем-нибудь необычном или «случайном», что ему удалось увидеть.
— Итак, про драку больше ничего не скажете?
— Да вроде бы все, — вяло подвел итог Гаврилов.
— А в те дни, когда вы следили за Киселевым, что происходило? С кем он встречался? Какие люди были вокруг него, куда он ходил?
— Кто в подъезд входил, я видел, а к нему или нет, точно сказать не могу. Чаще всего они со своим дружком общались, ну с которым Киселев на футболе был.
— А куда он еще ходил и с кем? — я уже спросила это равнодушно и безнадежно. Приказ Гаврилов выполнял точно и четко, а с фантазией у него не сложилось. Ну должен же он был заметить какие-то привычки и черточки своего подопечного.
— Особенно он никуда и не ходил. На базар пару раз, в парке сидел со своим дружком, о чем-то они спорили еще.
— А вы не слышали о чем? — я задала вопрос автоматически.
— Немного слышал. Я купил бутылку пива и присел на лавочку рядом, как бы невзначай, они ругались из-за какой-то кассеты. Но я их, видимо, насторожил своим присутствием, они умолкли, посидели пару минут и ушли.
Эх, чистая и светлая ты головушка, Гаврилов, совершенно не замутненная сообразительностью. Мне почему-то вспомнилось из «Двенадцати стульев» стихи Никифора Ляписа-Трубецкого:
Служил Гаврила почтальоном, Гаврила почту разносил.
Лучше бы этот охранник Гаврилов разносил почту, чем в сыщики лез. Засветился он перед мальчиками и кого-то очень сильно этим насторожил. Закончив «брать интервью» у Гаврилова, я поднялась со стула, попрощалась. Ничего конкретного, информация размытая и нет целостной картины.
Теперь к Свистунову, тот ждет меня дома.
Дверь мне открыл коренастый крепыш, в меру накачанный. Меня заинтересовал его взгляд — быстрый, смышленый и с какой-то ухмылкой. Я представилась, он цепко и оценивающе посмотрел на меня и с улыбкой слегка поклонился, пропуская меня вперед.
— Это просто кощунство, такая леди и занимается такой неблагодарной работой. Вам бы на подиум.
Я стерпела его шуточку, окинув Свистунова спокойным и равнодушным взглядом. Посмотрим, какие успехи у этого «разведчика» и какими фактами он меня порадует. Мы прошли в комнату, которая была загромождена различными железками для накачивания мускулатуры. На фоне пестрых тропических плакатов на стенах металлоконструкции напоминали корабль, потерпевший крушение. Я осторожно, стараясь не нанести себе увечий, пробралась к окну и села в кресло.
— Курить можно? — спросила я.
— Пожалуйста, я не курю, пепельницы нет. Сейчас блюдце принесу.
О, вот кому я искренне завидую, так это некурящим. Совершенно незаметно художественная привязанность к курению превратилась в привычку, которая мягко и ненавязчиво заползла в мою повседневную жизнь.
Свистунов принес блюдце, присел рядом на стул и стал покачивать ногой какую-то железяку.
— Вы наблюдали за Вадимом Киселевым несколько дней, — начала я разговор сразу с конкретных вопросов. — С кем он встречался, что необычного заметили?
— Дежурил-то всего два дня, а потом парня грохнули…
— А почему вы решили, что его убили? — удивилась я. — Ведь вас на футболе не было, это все наблюдал ваш напарник Гаврилов.
— Так ведь тут целая куча фактов, — уверенно сказал Свистунов. — Я наблюдал не только за Киселевым, но и за его дружком, того Димкой зовут, как я понял из их разговоров.
— А где вы могли слышать их разговоры?
Неужели и Свистунов к ним на лавочку присаживался?
Он смущенно улыбнулся:
— Я немного театром увлекался, так мне ребята помогли, загримировали под бомжа, и я этим своим подопечным в таком виде толкал старый диктофон. Они подкалывали и не хотели покупать. Но у меня так руки тряслись, что дали мне червонец. Киселев против него студентик с большими запросами, вел себя высокомерно. А Димка разговаривал запросто, без гонора, но совершенно твердо и четко отделывался от меня. Он очень закрыт и осторожен. Хитроумный парень.
— Вы не только актер, но еще и психолог, — усмехнулась я. — Так о чем же они говорили?