Дважды дрянь
Шрифт:
– Ну вот скажите мне, Маечка, почему они такие теперь? Зачем, зачем ей мой Володя? Что она в нем нашла? Ей еще тридцати нет, а ему скоро на пенсию выходить… Это что, любовь такая неземная, что ли? К моему Володе? Ладно еще, если б он артистом каким был или композитором известным… А так… Или я не понимаю чего?
– Ирина Алексеевна… А вот вы давеча говорили, что у вашего мужа мама недавно умерла…
– Ну да… Умерла Раиса Федотовна… А при чем тут…
– А квартиру свою трехкомнатную в центре города она кому завещала?
– Так Володе! Кому ж еще-то? Он ведь ей сын! Мы хотели, чтоб внукам, но она решила – сыну. А… Вы думаете… Почему вы спросили, Маечка? Вы думаете, что Света из-за квартиры… Ну да, они с Володей уже три дня там живут… Какая же я наивная, господи! Ну конечно же… Ах, какая же она дрянь… Дрянь, дрянь!
Ирина Алексеевна остановилась вдруг посреди тротуара как вкопанная, уставилась вдаль больными сухими глазами. Майя автоматически сделала вперед два шага, потом развернулась к своей несчастной коллеге, осторожно тронула ее за плечо:
– Пойдемте, Ирина Алексеевна… Не надо так горевать, что вы. Не надо, вы же заболеть можете…
– А я уже больна, Маечка. Я уже больна одиночеством и предательством. На всю оставшуюся жизнь больна. Сколько уж мне там осталось…
– Ой, да зачем вы так! Жизнь есть жизнь, она все по местам расставит… Пройдет время, и вы простите, забудете…
– Ах, Маечка, оставьте! – резко вскинула руку перед ее лицом Ирина Алексеевна. – Вы еще слишком молоды, чтобы что-то чувствовать… И не говорите мне таких слов! Не говорите того, чего не понимаете! Все, до свидания, Маечка, я дальше сама пойду. Не провожайте меня больше.
Сбросив Майину руку со своего плеча, она развернулась и быстро пошла вперед, оставив Майю в полной растерянности. Вообще-то она ее и не провожает. Вообще-то им по пути… Еще целый квартал можно вместе идти. Вот уже четыре года как они ходят вместе по этому пути, возвращаясь домой. С тех самых пор, как Майя, вернувшись из Питера, устроилась на работу в свою школу. А куда ей было еще устраиваться с университетским филологическим образованием? Это еще хорошо, что хоть в родную школу взяли… Зарплата маленькая, конечно, ну уж какая есть. Всё вперед, как мама говорит. Ладно, не хочет ее видеть Ирина Алексеевна, и не надо. Ее можно понять. В таком состоянии вообще, наверное, никого видеть не хочется. А только зря она говорит, что Майя ее не понимает. Она ее прекрасно понимает. И отвращение ее к «дряни», решившей пристроиться к чужому мужу и решить тем самым свои какие-то проблемы, тоже понимает. Она, Майя, если правде в глаза посмотреть, та же самая дрянь и есть. И даже не единожды, а дважды дрянь…
Свернув с бульвара в свой переулок, Майя медленно пошла вдоль старых домов монументальной сталинской застройки, мимо знакомой с детства булочной, мимо низкого, некрасиво выщербленного крыльца почты, мимо особняка с мемориальной доской, напоминающей прохожим о том, что в этом особняке жил и творил когда-то известный всему миру бородатый писатель-сказочник… Сентябрьский вечер тихо плыл над городом, приглашая вдоволь насладиться уходящими прелестями бабьего лета. Майя очень любила это время года – яркое, красиво умирающее под собственный тихий шелест желто-багряное буйство, запах костров и особенный, тонкий звон воздуха. Звон, похожий на тихую мелодию, немного грустную, немного возвышенную мелодию прощания. Вот-вот, уже совсем скоро, уже, может быть, завтра прилетит холодный мокрый ветер, принесет с собой в свинцовых, набитых снегом тучах простуду, осеннюю депрессию, авитаминоз…
А вот и ее двор. Кое-где в окнах зажегся свет, бледно-желтый, размытый наступившими сумерками. На скамеечке у подъезда бабушки сидят, улыбаются приветливо. Знакомые все бабушки. Майя их еще моложавыми тетками помнит. Как время быстро летит, как незаметно. Утекает, как песок меж пальцев. Почему-то особенно это чувствуется в такие вот осенние дни – последние теплые.
Дверь ей открыла мама. Заглянула в лицо тревожно, будто пытаясь на нем прочесть что-то для себя важное. Она в последнее время так и глядит на нее, с тревогой и страхом. Просто глядит, ничего не спрашивает. И спасибо ей за это. Чего спрашивать-то. И без того она все про нее знает. Может, и больше даже, чем Майя думает…
– Устала, Маечка? Как ты поздно сегодня…
– Да нормально, мам. Я так всегда прихожу. Темка дома?
– Нет. С Сашкой гулять ушли.
– А куда? Не сказали?
– Да ладно тебе – куда! Хватит уж его опекать-то! Парню твоему четырнадцать уже, а ты все кудахчешь над ним, как клуша… У нас здесь не Ленинград, не заблудится.
– Мам, ну какой Ленинград! Питер уж сто лет как не Ленинград!
– Да ладно, подумаешь… Это для вас он Питер, а для меня нет. Ты чай с нами пить будешь? Иль ужин тебе разогреть?
– С нами – это с кем? У нас гости, что ли?
– Ага. Зина вон пришла меня навестить. Сидим, чаи гоняем. В молодости-то некогда было дружить, теперь вот наверстываем.
– Ну-ну… Давайте…
– Здравствуй, Маечка! Здравствуй, красавица наша! – послышался из кухонных дверей ласковый голосок тети Зины, маминой подруги. Вскоре она и сама выплыла круглым маленьким тельцем в прихожую, стала смотреть на Майю, умильно улыбаясь и сложив руки на пухлом животе.
– Ой, да какая красавица, теть Зин… – шутливо отмахнулась от нее Майя, вытаскивая ноги из туфель. – Я и девчонкой в красавицах не ходила, а уж теперь-то…
– Ну, уж не скажи! – авторитетно заявила тетя Зина и одобрительно прищелкнула языком, продолжая ее разглядывать. – Некоторым бабам спелость очень даже к лицу! В девках гадкими утятами ходят, а потом догонять начинают. У меня вот сватья только к старости, например, на бабу походить стала.
– Вашей сватье, стало быть, старость к лицу пришлась? – весело проговорила Майя, проходя в свою комнату. – Интересная мысль, между прочим… А вы ей об этом сказали уже?
– Да бог с тобой, Маечка… Нет, конечно! Обидится еще… А ты что, чаю с нами не попьешь, что ли?
– Обязательно попью, теть Зин! Сейчас, переоденусь только…
Она вошла к себе, на ходу расстегивая пуговицы строгого черного пиджачка. Квартира была двухкомнатная, большая, с высокими потолками, но очень неловко устроенная. Отчего придумалось тому сталинскому архитектору соорудить на достаточно большом пространстве проходные комнаты, оставалось загадкой. Неудобно же! На таком пространстве можно было и трехкомнатную квартиру устроить запросто, и входы-выходы отдельные спланировать… А так получилось – две комнаты, и обе большие, хоть в футбол в них гоняй… Да еще и смежные…