Дважды в одну реку. Фатальное колесо
Шрифт:
– Давай сюда мясо, – прервала нас баба Рая, – а ну, выше голову. Терпи, солдат.
На губе зашипело. Ваткой, смоченной в перекиси водорода, она стала врачевать мои боевые раны, крепко ухватив за подбородок.
– Вадюха, вспоминай, – просипел я сквозь сжатые зубы.
– Ну, дом там… с крышей… ворота железные… зеленые…
– Спасибо, баба Рая. Вадим! Ты показать сможешь?
– А зачем тебе? Поджечь хочешь?
Нет, он неисправим!
– Я вам подожгу! Оболтусы. Так подожгу, что задницы тушить
– Баб Рая! Вы же меня знаете! Какие поджоги? Я образцовый и законопослушный первоклассник. И хорошо влияю на Вадика. Вы же сами говорили!
– Образцовый. Вон у тебя под глазом образец твой. Мясо еще приложи.
– Так это я с брусьев упал. На тренировке.
– А дом ищешь, где брусья живут?
Старая школа. Фронтовики! На мякине не проведешь.
Я вздохнул.
– Баб Рая, брусья – это официальная версия. Для родителей. Тебе скажу по блату: кто фонарь подвесил – понятия не имею. Может, и Тоха. Разобраться хочу.
Прямо кожей чувствую, как оттаивает пожилая, опаленная войной медсестра, навидавшаяся за свою долгую жизнь такого, чего нам, соплякам, и не снилось даже. Да и не только соплякам. Ведь всего-то и надо в общении с ней не врать.
Интересно, а почему так фронтовики врунов не любят? Я ведь это давно заметил. Может быть, это как-то связано с проблемой выживаемости в годы военного лихолетья? Врет – значит, человек ненадежный. И такого спину прикрывать не оставят. Наверное, так…
– Ладно. Пойду. – Я спрыгнул со стула. – Спасибо, баб Рая. Все а-атлична! (Ее любимое выражение.) Вадюха, я зайду перед школой. Давай на полчасика раньше выйдем. Покажешь этот домик с крышей. Лады?
– Ну.
– Чего ты – ну да ну, – неожиданно напустилась на него бабуля, – сказано покажешь – значит, покажешь. Попробуй проспать…
И подмигнула мне. Озорно, по-девчачьи.
Вот так!
Иногда мне кажется, что она подозревает… сколько мне лет на самом деле.
Уходить по-английски легко.
Вы попробуйте прийти так же.
Вот у меня, к примеру, не получилось. Да и любой англичанин сдулся бы на моем месте. Возвращение домой оказалось шумным и эффектным.
– Да что же это творится такое?! Что за тренировки у вас такие дикие? Я вот приду завтра к вам в спортзал. Поговорю с этим вашим тренером. Они что, решили изуродовать мне ребенка? А ну иди на кухню, сюда, к свету. Боже! Как можно умудриться – вот так упасть? Подожди, сейчас зеленку принесу…
– Мама, стой! – кричу в ужасе. – Не надо зеленку! Мне обработали уже все перекисью и… стрептоцидом.
Зеленка! Не дай бог!
– Да подрался он, – флегматично заявил отец, только бросив взгляд в мою сторону из-под газеты, – в глаз получил за что-то.
– Он на пустыре каждую субботу дерется, – заложил меня с потрохами родной четырехлетний брат и тут же непоследовательно подставился сам: – А ты мене туда ходить не разрешаешь…
– Не мене, а мне, – автоматом восстановила гармонию мать. – Витя, это правда? Ты подрался?
Вот зачем ей это надо знать?
К чему эта вселенская борьба за истину? Бабу Раю, по крайней мере, я понять могу. Привычка фронтовая. Но здесь – ведь хватит и сотой доли настоящей правды, чтобы вся семья (кроме Василия, разумеется) поседела в одночасье. Так нет же. Тележурнал «Хочу все знать». Для выводов, наставлений и срочно принятых мер. В назидание и во избежание…
– Так правда или нет? – Пауз в нашем доме не приемлют.
– И да, и нет, – сел я на привычного философского конька, – по субботам деремся, это правда. Но не взаправдашне. Просто боремся, так, для смеха. Без синяков. Но это по субботам. Так? А сегодня что? Правильно, воскресенье. У меня сегодня что? Правильно, тренировка. Откуда я и пришел. Ссадины у меня – что? Обработаны, правильно? Ты же медсестра, мама. Видишь? Меня что, избили и сразу залечили? Неувязочка получается.
Против логики не попрешь. Тем более что мама, как человек продвинутый, логику уважает.
– Нет, ну нельзя же так. Осторожнее надо быть. Смотреть, куда прыгаешь.
Уже лучше. Мать явно остывает. Никуда она не пойдет, можно расслабиться. Впрочем, еще один штришок для восстановления общего благодушия.
– Я просто, мам, упражнения стал осваивать более сложные. Тренер говорит, задатки хорошие. Возможно, это семейное. От папы с мамой. Предлагает через пару лет и Василия посмотреть, как постарше станет. Не будешь возражать?
Краем глаза я заметил, как батя, сидя на диване, пытается втянуть животик.
– А что, – сказал он, – я тоже когда-то…
– Он тоже, – заворчала мать. – Ты-то сиди там. Посмотрим с Василием. Поживем – увидим. Рано ему еще.
– Так я и говорю – через два года.
В прошлой жизни Василий лет в десять стал заниматься акробатикой, и довольно успешно. Я подозреваю, что так он выражал своеобразный протест против постоянного подтягивания его в гуманитарных науках со стороны матери.
Ну что ж, пускай его разбег начнется пораньше.
Будем считать, что синяки легализованы.
За что же мне прилетело?
Глава 4
Прекрасное и ужасное
– Вон тот. – Трюха ткнул чумазым пальцем в сторону добротного частного дома под оцинкованной крышей.
Вот где он грязь находит? Вчера возле бабули был чист, как младенец. Утром тоже – умыт, причесан. Через пятнадцать минут нашего путешествия по вражескому закулисью – пальцы уже грязные. В карманах, что ли, землю носит?
– Все. Ближе не подходим. Дуй в школу.