Две голубых искры

Жил-был дрессировщик обезьян. Однажды он изобрел особенный корм, съев который, обезьяна умнеет. Однако корм был очень горек и ни одна обезьяна не хотела его есть.

Некоторые, впрочем, пробовали по крошке и замирали с глубокомысленным выражением мордочки. Потом просили

еще по крошке и еще; много раз выбирая из разных сторон лепешки; но дальше крошек дело не шло. Были и такие, что выпрашивали большую лепешку и уносили ее с собой, основательно обнюхав, но наутро возвращали целую либо вымазанную куриным пометом. Несколько раз дрессировщик находил куски лепешек в корзине для бумаг, а мелкие кусочки валялись по всему цирку. Вскоре цирковые мышки настолько поумнели, что эмигрировали с французским Шапито. Наибольшее, чего дрессировщик мог добиться – заставить обезьян принимать корм по чайной ложке раз в день. Обезьяны слегка умнели, но ровно настолько, чтобы на следующий день увильнуть от принятия корма.

Их ум развивался лишь в одном направлении.

Тогда дрессировщик стал морить обезьян голодом, надеясь, что голодными они станут есть чудодейственный корм. Некоторых он порол бичом с пистолетной гильзой на кончике, а самым умным грозил словами. Второму в стаде самцу Барсику он предложил медовый сухарь и самку первого, Наину. В ответ на это обезьяны прорыли подкоп к складу и уничтожили почти все запасы волшебного вещества. «К чему нам ум? – говорили умнейшие из обезьян, – для того хорошо вертеться на сцене под дудочку и барабан ум не обязателен! И кто такой наш дрессировщик, как не обезьяна, чьи предки наелись ума?»

Молодая самочка Ванда, влюбленная в дрессировщика, набрала во время кутерьмы полную сумку чудесных лепешек и потом жевала их, зарывшись в солому, подальше от посторонних взглядов. Но ее желудок оказался органически неспособен переварить умный корм. После каждого кусочка Ванду рвало, а ума почти не прибавлялось.

Корма осталось так мало, что дрессировщику пришлось продать большинство обезьян в зоопарки. Остальных он кормил по ложке в день, все сокращая и сокращая порцию. Наконец он продал всех обезьян, кроме одной, продал свою машину, дом и сад (а маленькую яхту «Бьюти» продал гораздо раньше), на полученные деньги изготовил дополнительный корм и занялся воспитанием последней обезьяны.

Сейчас обезьяны сидят по зоопаркам и давно не помнят этой истории. Бывший дрессировщик изредка наведывается к ним и те встречают его радостным визгом и колотят ладонями по стенам своих грязных клеток; живя вполне счастливо, они иногда предлагают ему банановую шкурку или просят послушать как тикают часы.

Вернувшись после смены домой, дрессировщик каждый раз находит, что жена поразительно напоминает ему самочку Ванду, изрядно постаревшую, но так и не набравшуюся ума. Порой во сне она верещит по-обезьяньи, а проснувшись, гладит голову супруга, который притворяется спящим, и даже ищет блох в его седеющих волосах. После таких снов она особенна тиха, нежна и молчалива. Сын дрессировщика лазит по деревьям, обожает есть фрукты и живых муравьев. Да или нет? – гадает дрессировщик, но правду ему не суждено узнать.

Та обезьяна, что оставалась последней, работает директором цирка, в котором бывший дрессировщик убирает навоз. Любимое занятие ее – снять штаны и нагадить на только что убранный пол. Когда она встречает бывшего дрессировщика, то ждет, чтобы тот поздоровался первым. По ночам она выходит на манеж и до одурения вертится там под магнитофонную запись дудочки и барабана, и в ее глубоких глазах двумя голубыми искрами дрожит умная печаль. Там, на манеже, она и засыпает, свернувшись клубочком, утомленная памятью.