Две недели до любви
Шрифт:
– Конечно, жареные сморчки, – она шлепает на стол тарелку, – вручную собранные вашей покорной слугой сегодня днем. Бутылка охлажденной колы – это подарок от шеф-повара Чарли, который уже удалился на вечерний покой.
Я киваю, не отрывая взгляда от мерцания свечи в центре стола. То есть мы и правда остались совсем одни. Мы с Кензи. Ее волнистые каштановые волосы спадают буйными кудрями, образуя стрелки, которые указывают ей прямо на грудь.
О’кей, Кензи. Я понял. Я заметил. Я просто решил ничего по этому поводу не делать.
Она быстро опускается на стул напротив
Я пододвигаю к ней фотоаппарат, который она одолжила мне раньше.
– Вот, это тебе, – говорю я, стараясь не обращать внимания на маленькую сцену соблазнения, которую она разыгрывает передо мной. – Куча полевых цветов и закатов… Черные силуэты сосен на фоне неба.
– Куча открыток, – поправляет меня Кензи с улыбкой. В ее глазах пляшут восхитительно-задорные огоньки. – Тебе всегда удаются лучшие снимки. Ну правда, ты один держишь магазин сувениров на плаву. Не знаю, что бы мы без тебя делали.
– Ага, бедный-несчастный ты хакер, – говорю я. – Обновлять сайт курорта, спасать туристов от опасной для жизни интернет-недостаточности. – Тут я морщусь. Так происходит всегда, когда я вспоминаю о гениальной идее Эрла «вай-фай в каждый коттедж». По-моему, ничего хорошего она не принесла, один только вред. – И при всем этом ты, естественно, не в состоянии щелкнуть пару снимков цифровой камерой.
Кензи показывает мне язык, цепляясь за тот факт, что я стал ее дразнить, что я согласен играть с ней. Уверен, что она приняла это за доказательство моего интереса, и я уже сожалею о том, что так себя повел.
– Тут нужен взгляд художника, – настаивает она. – У хакеров другие таланты.
От ее восхищенного взгляда меня пробирает дрожь. Я беру банку газировки и заглатываю половину одним глотком: так мне хотя бы не надо ей отвечать.
– Давай, – говорит она, пододвигая ко мне тарелку грибов. – Ты первый.
Я смотрю на треугольные кусочки, поджаренные до идеальной золотистой корочки.
– Рай, – бормочу я. У меня текут слюни. Но я знаю, что, стоит мне попробовать, ее это только подстегнет. Я пристально смотрю на нее, пытаясь придумать отговорку, которая сработает в этом году. В прошлом я пресекал ее порывы со словами «Спасибо, Кенз, но мне столько всего нужно делать перед университетом». А что на этот раз? Учеба на этот раз точно не сработает.
Но сегодня уже поздно: у меня нет сил, чтобы бороться с ней. Я сдаюсь и кладу в рот жареный гриб.
– Ну как, хорошо? – задает Кензи первый вопрос в ряду многих других, ответы на которые она знает заранее. – Путь к мужскому сердцу, да? Через желудок? Многие клише ведь работают, правда?
Она сует вилку в рот и жует; уголки ее губ растягиваются в улыбку.
Ее голос облаком висит над нами. Мне не хочется обижать Кензи. Но теперь мне уже ясно – до смешного ясно! – что мое равнодушие ее не отталкивает. Может, ей просто нравится все недоступное? Или юная Мисс Компьютерный Гений видит во мне сложную задачу, которую во что бы то ни стало надо решить? Может, мое сердце для нее – это головоломное уравнение, над которым нужно просто подольше посидеть?
Все это уже действует мне на нервы. Ничуть не лучше той двенадцатилетней девчонки, с которой я познакомился на днях. Только Кензи-то уже не двенадцать. Ей уже двадцать один. Она учится на северо-западе страны и приезжает в Миннесоту каждое лето, чтобы поработать на курорте и пожить с семьей – так она копит деньги на учебу. Мне кажется, пора бы уже ей переболеть этим увлечением. Пора понять, что иногда парень просто не заинтересован в ней.
Проблема, однако, в том, что я знаю ее с тех пор, как ей было двенадцать. Ужасно неприятно, что я больше не могу отклонять ее ухаживания без раздражения, ведь это наверняка задевает ее чувства. Я делаю глоток колы; пузырьки царапают мне горло.
– Тут пусто, – врывается из кухни в зал голос Тодда. – А ты говорил, он будет здесь.
– Он сам так сказал. Что занесет камеру, – отвечает ему Грег.
Он включает верхнее освещение, которое до этого приглушила Кензи. Помещение заполняет резкий свет, и Кензи отстраняется от меня.
Они с потрясенным видом стоят в дверях.
– Нам уйти? – спрашивает Грег.
– Нет! – воплю я.
Кензи ссутуливается на своем стуле.
– Привет, Кензи, – с дурацкой улыбкой приветствует ее Тодд и пододвигает стул к нашему столу. Он садится так близко, что лучше бы уж сразу к ней на колени уселся. Когда мы были детьми – когда Кензи носила очки с толстыми стеклами и считалась главной зубрилой в классе на пару лет старше нас, – Тодд на нее так не реагировал. Теперь же она выглядит, как модель с конкурса красоты, и Тодд заливает слюнями футболку всякий раз, как ее видит.
Надо сказать, что футболка его и без слюней выглядит противно: на ней по меньшей мере шесть тонн рыбьей требухи. Кензи морщит нос.
– Давай, чувак, садись с нами, – говорю я Грегу и пододвигаю к столу еще один стул.
Грег плюхается рядом со мной. Его рубашка и шорты пахнут кондиционером для белья. Они с Тоддом – полные противоположности: поджарый бегун и мускулистый тяжелоатлет; чистюля и неряха; брюнет и блондин. И еще он так разбирается в человеческих эмоциях, как Тодду и не снилось.
Грег приподнимает бровь. Я уверен: он думает, что прервал нечто важное. Или он надеется, что прервал. Сколько в прошлом году было девушек, с которыми он пытался меня свести?
– Если не хочешь сегодня идти в «Заводь»… – начинает он.
– Мы все можем остаться, – перебивает его Тодд, улыбаясь Кензи.
– Вы двое можете идти, – предлагает она, показывая на него с Грегом.
– Нет, я пойду, – настаиваю я, не желая оставаться с ней вдвоем на весь вечер.
– Ты можешь пойти с нами, – говорит ей Тодд.
Она пристально смотрит на меня через стол. Взгляд ее мечется по моему лицу: она ждет, когда я позову ее с нами. Скажу, чтобы она тоже шла.
Грег пихает меня локтем. Он тоже думает, что я должен ее пригласить.
– Э-э-э… Отличное лето будет, а, Кензи? – тупо спрашивает Тодд.
Она удостаивает его взгляда, а потом снова оборачивается ко мне.
– Да, совсем как День независимости в прошлом году, – мягко произносит она. – Помнишь? Только я, ты и пара бутылок пива… Мы сидели на пристани и слушали фейерверки в Бодетт… Было похоже, что где-то далеко идет битва. Когда ракета салюта поднялась над соснами, мы захлопали в ладоши… Помнишь?