Две параллельные

Шатен Галина

Вместо этого, я осторожно перекатываюсь и встаю. Нужно отсюда удрать прежде, чем кому-нибудь вздумается пожелать доброго утра мне или Рите. У балконой двери я оборачиваюсь и медленным взглядом рассматриваю девушку. На ней желтая пижама с белыми цветочками. Ее волосы раскинуты по подушке, на щечках румянец. Она спит так, будто до сих пор прижата ко мне. Что мне дальше делать? Ведь я понимаю, что мы слишком разные, чтобы что-то получилось. Тем более, даже если получится, она достойна лучшего, точно не меня. Черт возьми, я впервые ощущаю себя чертовым слабоком,

я впервые думаю, о девчонке и не просто думаю, я хочу ей лучшего. Я хочу долбаного счастья для нее, потому что она лучший человек на Земле, с которым я знаком. Вот мля, я совсем размяк.

Я перелазию через балкон, а мазь мне действительно помогла, нога не так сильно ноет. Я забираюсь под свое одеало и закрываю глаза. Я так и не спал этой ночью. Я много думал. Я думал о реальных шансах, о том, что возможно я бы хотел пройти олимпиаду по математике, поступить в хороший ВУЗ, стать достойнным человеком и даже, возможно жениться. Потом. На Чите. Но каждый мой путь к этому упирался в тупик. Мне не нужно мечтать. Я не для этого живу, я живу, чтобы мои родные дышали. И это нужно помнить, и об этом не следует забывать.

Просыпаюсь я от голоса профессора.

– Микаэл, думаю тебе пора собираться.

Открываю глаза и действительно вижу его перед собой. Переворачиваюсь на другой бок.

– Куда ещё с утра пораньше?
– ворчу я.

– Я и так дал тебе поспать до десяти утра.

– Дайте ещё времени, - отзываюсь я, удивляясь, что уже десять. Я чувствую, что он продолжает стоять надо мной, - о`кей, я встал, - я сажусь на кровати и поднимаю глаза на Юрия.

– Вот и чудненько - отзывается он и выходит из комнаты

Когда я спускаюсь на кухню, обнаруживаю там блинчики и подогретый чай. Видимо все уже разъехались. Все, включая Читу. А я сейчас очень хочу ее увидеть. И не только увидеть. Далеко не только...

– Завтрак богов, а?
– следом за мной заходит Юрий Вадимович.

– Точняк, - отзываюсь я, - ну, какие важные дела освободили меня от тяги к знаниям?

– Мы сегодня навестим одного моего старого друга детства, - отвечает мне профессор, внимательно разглядывая меня. Мне даже кажется, что он видит, чем мы занимались вчера с его дочерью. Хотя тогда я точно труп.

– Интресно, - говорю я, - а я причем? Это ещё какой-нибудь странный чувак, как вы?

– Микаэл, - профессор усмехается, - ты ведь знаешь, таких не бывает. И не хами, я жду тебя в машине.

– Эт точно, - скорее себе, чем кому-то говорю я, дожевывая чертовски вкусный блин.

– Серьезно?
– спрашиваю я, когда перед нами появляются кованые черные ворота кладбища, - зачем мы здесь?

– Может, ты не будешь пока спрашивать?
– предлагает мне профессор.

– Что за шарады - недоумеваю я.

Наконец, он останавливает машину и выходит, мне ничего не остается, как последовать за ним. И черт, я знаю, куда он идет. Мы останавливаемся у одного надгробия. Оно очень простое, простой черный лакированный крест с золотыми буквами: 'Самсонян

Аршат Микаэлович' и датой жизни. Этот человек мне хорошо знаком. Это мой отец. Я засовываю руки в карманы джинс и смотрю на профессора.

– И?
– спрашиваю я, - это и есть ваш старый друг?

Профессор долго смотрит на меня, затем вновь переводит взгляд на крест.

– Ты очень на него похож, Микаэл, - тихо говорит Юрий Вадимович, - ты даже не представляешь как.

– Ну, здорово, вы открыли мне глаза, я похож на отца, просто пушка, - говорю я с сарказмом.

– Да, если ты спрашиваешь, знал ли я твоего отца. Я не просто его знал, мы вместе выросли, - продолжает рассказывать профессор, - моя мама и папа умерли, несчастный случай. И в три года я остался круглый сирота. Меня поместили в ' Кроху', тот детский дом, что выше от твоей улицы на два переулка. Там я и встретил Аршата, правда, он был на год старше. Мы вместе прицелилсь на одну машинку, и, конечно, была драка, - профессор улыбается своим воспоминаниям, - с тех пор мы не разлучались, словно братья. Бог знает, что нас связало, возможно, потеря близких, ты ведь знаешь, что твоя бабушка умерла совсем молодой. От нас двоих не отказывались, мы просто волей судьбы остались одни.

Твой отец был задира каких поискать, но мне всегда в нем нравилось, преданность, надежность, ум, такими успехами в математике ты ему обязан. Детьми, когда нам было лет по десять, мы даже клялись кровью в братстве, - профессор переводит дыхание, - а потом, когда мне стукнуло четырнадцать, объявилась моя дальная родственница из Лондона. Она не могла иметь детей, и каким - то образом вышла на меня. Какой никакой, а родственник. Я покинул Россию. В Лондоне я получил достойное образование и воспитание. Элиза, так звали моего опекуна, нажила приличное состояние, и я ни в чем не нуждался. Но вскоре моя приемная мать умерла, и больше меня ничего не держало в чужой стране.

Вернулся я сюда только, когда мне исполнилось двадцать пять, и буквально сразу встретил Лилю. 'Изумрудный' только строился, я вложил инвтистиции, ее отец руководил проектом. И моя жизнь закрутилась, уже через год родилась Рита.

Но параллельно своей жизни, я искал Аршата. Но он словно исчез. В детдоме сказали, что его усыновили, но данные не давали, не положено. Это казалось странным, так как, в этом возрасте редко кого усыновляли. Я пошел своим путем, деньги многое решают, но данные были стерты. И я продолжил жить своей жизнью.

Профессор смолк. А я пытаюсь переварить всю полученную информацию. Сказать, что я поражен, ошеломлен? Ничего не сказать. Мне и в голову не могло прийти, что мой папа мог быть знаком с Юрием. И иметь с ним хоть какую-нибудь связь. Но это не конец истории. Поэтому я молча жду.

– Но неожиданно год назад мне пришло письмо, - продолжает профессор и переводит взгляд на меня, - это было письмо от твоего отца, написанное десять лет назад. Он писал о том, что когда я уехал, его буквально через неделю усыновила семья Махедовых. Основатель братства ' Волки' Ибрагим.