Две подружки
Шрифт:
На развилке, как сворачивать вправо, Настя увидела сломанный сучок на дереве — заприметила его.
— Вот здесь ехать, здесь. Теперь уже близко до них. Сворачивать никуда не надо.
Семен Иванович остановил лошадь и сильно, на весь лес, аукнул. От его голоса раскатилось эхо. И тотчас же ему ответила труба пастуха.
Вот и приехали на ту самую поляну, где нашли Пеструлю. Настенька увидела мать и обрадовалась. Да и Мария Петровна, истомленная ожиданием, обрадовалась.
— Ну вот, всех ввела в хлопоты наша Пеструля! — сказала она. —
Телят положили на сено, в телегу, голова к голове. Они отфыркивались. И Настеньку посадили в телегу, потому что она больше всех бегала. Лошадь пустили шагом. За телегой пошла Пеструля, а следом — все: Мария Петровна, Семен Иванович, пастух и рыже-бурый пес с колокольчиком.
На другой день Настя привела на ферму своих подруг — поглядеть на детей Пеструли. Девочки восторгались, гладили телят. А Семен Иванович сказал Настеньке:
— Ты нашла теляток — ты и давай им клички. Только, чтобы первая буква была «П» — так, как зовется их мать.
Настенька подумала, подумала и назвала бычка Полосатый, а телочку — Прибава, потому что мама ей дома говорила, что эта телочка родилась «сверх плана».
Рыжик
Рыжик — это пес с длинной шеей и отвисшими бархатными ушами. Глаза у него темные, с косым прорезом. Живет он на два дома — то у Феди Черемисова, то у Кости Баляба. А Федя и Костя — закадычные дружки-однолетки. Да к тому же еще и дома их на одной улице.
По весне как-то, с разливом реки Буранки, увидели они в кустах заблудившегося щенка.
— Чур, мой щенок! — что есть силы закричал Федя.
— Нет, мой! Я увидел первый, только не сказал «чур», — заявил Костя и, оттолкнув приятеля, забрал вздрагивавшего песика.
— А я тебе не уступлю. Понял? Не уступлю! — горячился Федя. — Если хочешь, давай его растить вместе. Он будет твой и мой.
— Ну, давай, — согласился Костя. — А назовем — Шариком. Он маленький и круглый.
— Маленький сейчас. А когда вырастет? Лучше — Рыжик. Видишь, он рыжий.
И щенок стал у них общим. Дружки варили ему каждый день суп или молочную кашицу. Ловили для него в реке скользких гольцов и плотвиц. Промышляли мяса.
Один раз Костя принес в пузырьке рыбьего жира. Пес не сразу разобрался, фыркнул носом, а когда разобрался — запросил еще.
— По две ложки в день, как лекарство. Так велел дядя Павел, — сказал Костя.
Что Костя Баляба ни делал, всегда ссылался на своего дядю Павла Семеновича, известного всей округе охотника. Ну, если велел дядя Павел, Федя Черемисов, конечно, соглашался.
Пес заметно толстел. Все больше отрастали у него лапы и уши. Научился брехать и «молотить» хвостом. Вот только не понимал слова «тубо», а оно означало — «нельзя».
Как-то ребята купались в реке. Щенка заставили стеречь штаны и рубашки. А он принялся кататься по песку да трепать их штаны.
Из воды Костя и Федя кричали:
— Тубо! Рыжик, тубо!
А он не понял.
Костя Баляба разозлился, хотел постегать его ремнем, но Федя прикрыл собой.
— Он еще маленький. Чего от него хочешь?
— Вот того…
— Сам не знаешь — чего.
Не прошло и двух дней, Рыжик забрался на соседний двор. Перепугал там гусыню с гусятами. Одного гусенка малость покалечил, а черного кота загнал на хлев и — такой ли шум поднял! Хорошо, что хозяев не было дома.
Сидя у забора, на бревне, подперев ладонями подбородки, приятели задумались. Как быть? Нужны собаке домик и цепь, а то наживешь неприятностей. Раздобыли они досок и гвоздей, сколотили будку, да такую, что можно самим там жить. Натрусили свежего сена.
Конура Рыжику понравилась, а цепь нет. Жалко было смотреть на него, когда надевали ошейник: весь он сжимался, пищал, казался самым несчастным.
Костя Баляба ни с того ни с сего сердился на Федю.
— Ты научил его гоняться за гусями да за кошками.
— Нет, ты! — отвечал ему Федя.
— Нет, не я.
— И не я.
Они схватились было за воротники. Костя — узкоплечий, с кадыком на тонкой шее, задира. Федя не так уж задирист и ростом меньше своего дружка, но жилистый — поди-ка, возьми его! Первый Федя не нападет, но если на него наскочили — не уступит.
Только настоящие друзья, как бы ни препирались, — не подерутся. Ну, а если такое случится — тут же помирятся.
— Ничего ты не знаешь, Рыжика могут убить, — опять сердясь, сказал Костя.
— Это почему же?
— А вот потому: намордник надо одевать.
Рыжик некусачий. Кто бы к нему ни подошел, ко всем ластится. Намордник такой собаке не нужен. Но Костя Баляба узнал, опять от того же Павла Семеновича, что есть закон неписаный, а может быть, и писаный: если собака без намордника, каждый может в нее стрелять или бросать чем попало.
Понемногу дружки приучили Рыжика к наморднику, а там — и к поводку.
Однажды заречные ребята, товарищи Феди и Кости, увидев на улице щенка, спросили:
— Чей это? — и хотели его погладить.
Костя Баляба похвалился:
— Мой. Рыжик, тубо! — приказал он и так сильно дернул за поводок, что щенок опрокинулся на спину и заскулил.
Федя чуть не заплакал. С тех пор он не особенно-то доверял поводок своему приятелю. Когда отправлялись за реку или в лес, тихонько: освобождал Рыжика от намордника и поводка. Пес гулял вволю. Кажется, не корми его хлебом, а только дай покататься по траве, да поползать на животе, да спрятаться в кустах, да погавкать на сороку или ворону.