Две половины победы

Бондарев Олег Игоревич

Ждать подхода кораблей Валира долго не пришлось, Жан привел линкор и фрегаты ранним утром следующего дня. Можно сказать, что, посвятив бывшего агента в план атаки, мы с Тибальдом закончили подготовку к бою.

Оставалось самое сложное…

В день сражения мы снялись с якоря ранним утром и, строго следуя намеченному плану, в две колонны, по три линкора в каждой, направились на Синорский рейд. Правую колонну возглавил я, главным среди этой тройки стал линкор «Императрица». Левой колонной, ведомой линкором «Парис», командовал Тибальд.

Линкор Жана, «Трон», шел в левой колонне

последним, чтобы у бывшего агента была возможность следить за действиями фрегатов.

Уже в полдень кодийцы не выдержали. Находящийся к нам ближе прочих корабль (кажется, это был их фрегат) первым открыл огонь. Вслед за ним начали атаку и остальные суда их флота. Кодийцы вели огонь преимущественно по парусам, видимо, надеясь затруднить наше движение или, того лучше, заставить вовсе отказаться от атаки.

Несмотря на ожесточенный огонь, мы продолжали приближаться к ним без единого выстрела. Только с достижением назначенных рубежей моряки и маги сплоченно открыли огонь. Особенно были заметны результаты атаки новыми навесными заклятиями – они вызывали на кодийских кораблях самые крупные разрушения и пожары.

Через полчаса непрерывного боя тот фрегат, что атаковал нас первым, в отчаянной попытке спастись выбросился на мель. После этого моя «Императрица» перенесла огонь на другой кодийский парусник, который почти сразу же загорелся. Наши волшебники ликовали – их заклятья действовали безотказно.

Я видел, как «Парис» Тибальда уничтожил два корабля противника и начал атаку защитных сооружений на берегах – тех самых, которые укрывали вражеских магов.

Несмотря на то что всё шло к нашей победе, мы испытывали и некоторые трудности. У линкора «Трон» перебили шпринг, и он не мог более отвечать на сильный огонь с укреплений. На помощь ему пришел рядом стоящий «Ромилав», который перенес огонь с вражеского фрегата на берег. Это дало возможность «Трону» устранить повреждение и продолжить бой.

Благодаря высокой скорости атаки и новым заклятиям за три часа мы уничтожили около тринадцати кодийских кораблей и заставили замолчать берега. Одно их суденышко, правда, попыталось выплыть из бухты, но наши фрегаты подоспели как раз вовремя – парусник нагнали и сожгли навесными заклятиями.

Мы возвращались с триумфом. Это была первая наша победа в этой войне, и, что самое радостное, победа на море. Ее роль сложно переоценить, ведь у Валитана морских сил не было вовсе, а флот Кодии теперь не скоро оправится от поражения.

Серьезно не пострадал ни один наш корабль. «Трон» подлежал небольшому ремонту, но это было ничем по сравнению с теми потерями, что понесла в битве Кодия.

Печальней всего было то, что у нас тоже погибли люди…

Доблестных моряков похоронили по всем традициям, в родной стихии, и океан благосклонно принял их в свое лоно…

Висельники дядюшки Джо

На ночлег мы остановились ближе к ночи.

Большая часть Орды до сих пор находилась под впечатлением от «подарка» Создателей. Забыть такое было действительно трудно.

Медный и Бронзовый встали чуть позади Глиняного и подняли руки к небу.

Магическим зрением я различил тонкие нити бледно-голубого света, которые срывались с их пальцев и терялись в лениво ползущих по небу облаках. Несколько секунд ничего не происходило, а потом яркий луч ударил прямо в Глиняного. Голема окутала сетка магии, и он, осторожно, стараясь не разорвать путы, вытянул руки перед собой.

Древняя магия. Если она еще жива, то это – она.

Глиняный резко содрогнулся всем телом, и мне показалось, что я ослеп: два луча ударили из раскрытых ладоней в камень гор. Тишина, а за ней – оглушительный скрежет, от которого заложило уши.

И вот горы, словно разделенные ножом, расползаются в стороны, открывая нам дорогу.

Я готов был поспорить, что стези ровнее не видел. А чуть позже понял, что шириной она – не меньше мили.

Лучший подарок из всех, которые мне когда-либо преподносили.

Кочевники, разумеется, никаких лучей и нитей не видели, но само появление чудесной дороги повергло их в шок. Позже, когда мы уже шли по ней, они стали опасливо коситься на две серые стены по бокам – а ну как сойдутся да расплющат? Но горы продолжали стоять, не подавая признаков жизни, и мало-помалу кочевники успокоились.

Однако на привале страх вновь завладел ордынцами.

– Двуликий, воины напуганы, – прошептал Джухар.

– Вижу, – процедил я в ответ и поднялся с кажущейся очень мягкой поверхности камня.

Кочевники, разделившись на группки по десять-пятнадцать человек, о чем-то горячо спорили между собой. Нет, разумеется, выясняли отношения не все – кто-то просто сидел и прихлебывал из фляжки. Но спорящих было не в пример больше.

Мне очень захотелось вновь оказаться в Коргиле. Не сейчас, конечно, а в то время, когда еще ничего не случилось. В то время, когда жив был Коршун, когда дядюшка не думал о предательстве, когда Радуга уже успела забыть обо мне…

Ноги после дня ходьбы подкашивались, не в силах держать тело. Проклятье! Почему упертые контийцы не устали так сильно, чтобы забыть о страхе?

– Прошу слова! – заорал я так громко, как только мог.

Не сразу, но разговоры прекратились, и кочевники обратили ко мне удивленные лица. Они, видимо, думали, что богу полагается швырнуть пару молний, если подопечные не хотят его слушать. То, что бог будет орать, вряд ли кто-нибудь ожидал.

Тем не менее ко мне решили прислушаться.

Я поднял руки и начал:

– Воины мои! Неужто страх поразил ваши сердца и сковал конечности?

Напыщенно как-то, но ладно… Богом меня быть не научили…

– Горы не сойдутся. Создатели даровали нам эту дорогу, чтобы мы прошли по ней до самой Веронии, и не собираются ее отнимать! Не бойтесь! Смело располагайтесь на ночлег – ничего не случится!

Конечно, полностью от страха этой речью не избавишь. И всё-таки мне удалось снять часть напряжения. Кочевники больше не переругивались, не кричали до хрипоты друг на друга. Вместо этого они принялись разжигать костры, чтобы приготовить скудный ужин и хоть немного согреться. Сейчас камень скал еще хранил накопленное за день тепло, но уже к полуночи прохлада сожрет его ничтожную толику и установит свои порядки.