Две судьбы. Часть 2. Развод – это… не всегда верно!
Шрифт:
Исключительно, в щёчку, он не обидится… Я рухнула опять на диван, не было никаких сил. Какой старшекурсник? Вадим, что ли? Он был прикреплён ко мне в порядке помощи первокурсникам, и очень помогал в учёбе. Мы просиживали в библиотеке, в компьютерном классе, один раз лазили по ВДНХ, а потом пошли в кино, сделав себе подарок за хорошую работу. Да, он стал приударять за мной, до сих пор на что-то надеялся, приглашая то в ресторан, то на концерт, то просто погулять. Но я никуда с ним не ходила, и Витька знал об этом. Зачем рассказал Ромке?
Решение пришло мгновенно. Если Роман уезжает сегодня, то остаётся только поздний поезд.
«Что со мной? Почему я так хочу его увидеть, что даже боль не останавливает? Почему мне нужно заглянуть в глаза Ромки? Почему, не услышав его голос, я не смогу дальше дышать? Я влюбилась? Лерка, признайся уже сама себе, что ощущаешь жизнь пустой и неинтересной без Трошина? И что ты очень переживаешь за него, за его состояние, за его душевный покой. Ведь этот человек пострадал из-за тебя, и ты видела, как он ринулся в бой с громилой, раза в два больше и сильнее его. За что он должен просить прощения? Тебе надо обязательно поддержать отважного защитника, ты же «его девушка»…
На вокзале меня всё время нещадно толкали, причиняя физическую боль. Я нашла место в зале ожидания как раз напротив перрона, с которого должен был уходить поезд. И стала ждать. Недолго мучилась, старушка… Он появился в гражданке, с перевязанной головой, Чапаев. Рядом шла девушка, она поддерживала его под руку и заглядывала в глаза и в рот, что-то объясняя. Он отвечал, она чмокала его и продолжала вещать дальше. И поцеловала, повернув его лицо к себе, уже в губы. Я обомлела. Она была постарше, может, выглядела так, в узких брючках, ботильонах на шпильке и в короткой расстёгнутой курточке, выставляя на свет божий бесстыдно выпирающую из разреза кофточки грудь. Трошин улыбался, поглядывая на это безобразие, как-то задумчиво, и мне показалось, что он хорошо знаком с этой частью своей спутницы и не прочь бы повторить это удовольствие. А что? Если они уезжают вместе, вполне может случиться. Ну что ж, пройдём этот путь до конца. Я потихоньку двинулась за ними. И, о да, эта парочка уезжала вместе. Девушка вошла в вагон, а Роман остался на платформе покурить. Он делал это только в моменты сильного переживания или после алкоголя. Совсем редко. Я решилась.
– Доброй ночи, Рома! Уезжаешь?
Он не то, что обалдел, он превратился в соляной столб, сигарета выпала, обжигая ему руку. Ромка даже не дёрнулся, уставившись на меня немигающим взглядом. А видок был, что надо: опухшие изодранные губы, минимум косметики, не скрывающей синяков и ссадин, скособоченная фигура и гипс. Прямо бегство французов из-под Москвы.
– Романчик, ну где ты? Иди уже, пять минут осталось. – Тревожилась мадам. – А это кто? Попрошайка? Или бомжиха? Лихо её размазали. Их тут полно, не обращай внимания, заходи. Девушка, вам пора в свой бомжатник.
Я была растоптана, меня просто поимели, как половую тряпку, как падшую женщину. Как проститутку. Потрясение было настолько глубоким, что на нервной почве я стала сначала подхихикивать, а потом и хохотать во всё воронье горло. Меня трясло и выворачивало наизнанку, сдвинуться с места не было никаких сил, как и просто пошевелить руками и ногами. Я сходила с ума…
Трошин подскочил, схватил меня за плечи.
– Тебе плохо, Лера? Плохо? Успокойся, девочка. – И прижал мою голову к своему плечу. – Я никуда не поеду, отвезу тебя
Эта секунда вернула меня в реальность, и я рванула по перрону, ничего не видя и не слыша. Честно, как добралась домой – не знаю. Ничего не помню. В квартире никого не было, очень странно, ведь ночь на дворе. Я нашарила телефон, который забыла, уходя. Двадцать два звонка от Наташки, девять – от Виктора и восемнадцать – от Романа. Ему-то что надо? Господи, как мне плохо…
Войдя в ванную, первым делом наткнулась на масла и благополучно зашвырнула их в угол. Какой-то флакон разбился и стал источать ароматный эфир. Мне стало совсем худо, и я решила спать так, не помывшись, бомжиха так бомжиха…
– Лерочка, моя родная, уже утро, просыпайся. – Ласковый голос Ромки дул мне прямо в ухо. – Девочка моя, нам надо поговорить.
Я подскочила и поняла, что он лежит рядом со мной. Причём я в пижаме, а он в трусах. Это ещё что такое!
– Ты не уехал? Что так? Пожалел попрошайку?
Он встал, напялил джинсы. Фигура пловца, длинные ноги, сажень в плечах, выпирающие мышцы… Девки в пляс… Картинку портила повязка на голове и торчащие в разные стороны светлые волосы.
– Лера, я прошу тебя, не вспоминай вчерашний день, выброси его из нашей жизни. – Он присел перед диваном, аккуратно взяв мою руку, запакованную в гипс. – Бедная ручка, не выдержала…
– Прекрати! – Я закричала, Ромка даже вздрогнул. – Какое тебе дело, что я там не выдержала. Не надо меня жалеть, это расслабляет. А мне нельзя, у меня куча планов, и я привыкла реализовывать их сама.
Взмахнув рукой, попала прямо по губам, ойкнула, дёрнулась, рёбра затрещали, брызнули слёзы.
– Господи, Лера! – Трошин поднял меня и посадил к себе на колени. – Не дёргайся, дай сказать. А то нарисовала уже себе чёрт знает что. Эта дура на вокзале – моя двоюродная сестра. Она приехала за мной по просьбе мамы. Вот и всё. А ты? Всю ночь поносила меня, на чём свет стоит. Кстати, у тебя была температура, поэтому Наташка привезёт сейчас врача. А ты полежи, пока. Я чайку соображу.
Ну, вот что теперь делать? Верить – не верить? Детский сад какой-то, причём Лера – в ясельной группе. Я повалилась, опять ойкнула и затихла. Почему-то было очень стыдно, в голове – каша, гречка с манкой вперемежку, а сверху ещё и геркулес.
– Так, геркулесовая каша, кофе с молоком и сыр. Он помогает быстрее срастаться костям. Приятного аппетита. – И поставил «поднос под нос».
Мне стало смешно, а «сверху и на подносе – геркулес».
– Ну и прекрасно, уже улыбаешься.
– А можно задать три вопроса?
– Можно, но первый – после каши, второй – после сыра, а третий – во время пития кофе. – Его глаза голубели добрым светом, такие красивые…
– А ты уже ел?
– Честно? Я эту дрянь даже под расстрелом не буду употреблять. Первый вопрос задан.
– Это не считается. Мои вопросы серьёзные.
– А моё питание, значит…
Звонок в дверь оборвал «пламенное» возмущение. Завтрак пришлось отложить, пришёл врач. И началось. Меня отправили на УЗИ, на рентген рёбер, на какое-то обследование. Я моталась по этажам в сопровождении Ромки, постоянно отправляя его, домой, ведь ему надо было лежать. Вернувшись к обеду, уставшие и голодные, попали в руки Наташки. Меня отправили в душ, я кое-как справлялась сама, следом Ромку, потом за стол и на диван.