Две твердыни
Шрифт:
– Трудно и долго будет складывать гробницу, – заметил Гимли. – Камни придется таскать от реки.
– Ну что же, тогда возложим его на ладью, – сказал Арагорн, – а с ним его оружие и оружие поверженных врагов. Доверим его останки водопадам Рэроса и волнам Андуина. Река Гондора убережет тело гондорского витязя от осквернителей праха.
Они наспех обыскали убитых орков и собрали в кучу их ятаганы, рассеченные щиты и шлемы.
– Взгляните! – вдруг воскликнул Арагорн. – Это ли не знамение? – И он извлек из грязной груды оружия два ясных клинка с червлено-золотой насечкой, а за ними и двое черных ножен, усыпанных мелкими алыми самоцветами. –
– А покамест, – сказал Леголас, – я подберу какие ни на есть целые стрелы, а то мой колчан пуст.
Он перерыл оружие, поискал кругом и нашел добрый десяток целых стрел – но древко у них было куда длиннее, чем у обычных стрел орков. Леголас задумчиво приглядывался к ним.
Между тем Арагорн разглядывал убитых и сказал:
– Многие тут у них явились не из Мордора. Есть, как я понимаю – а я в этом понимаю, – северные орки, с Мглистых гор. А есть и такие, что совсем невесть откуда. Да и снаряжены по-особому.
Среди мертвецов простерлись четыре крупных гоблина – смуглые, косоглазые, толстоногие, большерукие. При них были короткие широкие мечи, а не кривые ятаганы, какими рубятся орки, и луки из тиса, длиной и выгибом хоть бы и человеку впору. Щиты их носили незнакомую эмблему: малая белая длань на черном поле; над наличниками блистала светлая насечка: руническое «С».
– Такого я прежде не видывал, – признался Арагорн. – Что бы это значило?
– «С» значит «Саурон», – сказал Гимли. – Тут и гадать нечего.
– Ну нет! – возразил Леголас. – Саурон – и эльфийские руны?
– Подлинное имя Саурона под запретом, его ни писать, ни произносить нельзя, – заметил Арагорн. – И белый цвет он не жалует. Нет, орки из Барад-Дура мечены Огненным Глазом. – Он призадумался. – «Саруман» – вот что, наверно, значит «С», – наконец проговорил он. – В Изенгарде созрело злодейство, и горе теперь легковерному Западу. Этого-то и опасался Гэндальф: предатель Саруман так или иначе проведал о нашем Походе. Узнал, наверно, и о гибели Гэндальфа. Не всю погоню из Мории перебили эльфы Лориэна, да и на Изенгард есть окольные пути. Орки медлить не привыкли. А у Сарумана и без них хватает осведомителей. Помните – птицы?
– Много тут загадок, и не время их разгадывать, – перебил его Гимли. – Давайте лучше воздадим последние почести Боромиру!
– А все же придется нам разгадывать загадки, чтобы сделать правильный выбор, – отвечал Арагорн.
– Сколько ни выбирай – все равно ошибешься, – сказал гном.
Своим боевым топором Гимли нарубил веток. Их связали тетивами, настелили плащи. Получились носилки, и на этих грубых носилках отнесли они к берегу тело соратника, а потом – груду оружия, немое свидетельство последней, смертельной брани. Идти было недалеко, но трудно дался им этот ближний путь, ибо тяжел был покойный воитель Боромир.
Арагорн остался на берегу, у погребальной ладьи, а Леголас и Гимли побежали к Парт-Галену. Дотуда была всего миля или около того, но вовсе не так уж скоро пригнали они две лодки.
– Чудные дела! – сказал Леголас. – Две у нас, оказывается, лодки, и не более того. А третьей как не бывало.
– Орки, что ли, похозяйничали? – спросил Арагорн.
– Какие там орки! – отмахнулся Гимли. – Орки ни одной бы лодки не оставили и с поклажей разобрались бы по-своему.
– Ну,
А пока что они возложили Боромира на погребальную ладью. Серая скатка – эльфийский плащ с капюшоном – стала его изголовьем. Они причесали его длинные темные волосы: расчесанные пряди ровно легли ему на плечи. Золотая пряжка Лориэна стягивала эльфийский пояс. Шлем лежал у виска, на грудь витязю положили расколотый рог и сломанный меч, а в ноги – мечи врагов. Прицепленный челн шел за кормой: его плавно вывели на большую воду. Со скорбною силой гребли они быстрым протоком, минуя изумрудную прелесть Парт-Галена. Тол-Брандир сверкал крутыми откосами: перевалило за полдень. Немного проплыли к югу, и перед ними возникло пышное облако Рэроса, мутно-золотое сияние. Торжественный гром водопада сотрясал безветренный воздух.
Печально отпустили они на юг по волнам Андуина погребальную ладью; неистовый Боромир возлежал, навек упокоившись, в своем плавучем гробу. Поток подхватил его, а они протабанили веслами. Он проплыл мимо них, черный очерк ладьи медленно терялся в золотистом сиянье и вдруг совсем исчез. Ревел и гремел Рэрос. Великая Река приняла в лоно свое Боромира, сына Денэтора, и больше не видели его в Минас-Тирите, у зубцов Белой Башни, где он, бывало, стоял дозором поутру. Однако же в Гондоре повелось преданье, будто эльфийская ладья проплыла водопадами, взрезала мутную речную пену, вынесла свою ношу к Осгилиату и увлекла ее одним из несчетных устьев Андуина в морские дали, в предвечный звездный сумрак.
Трое Хранителей безмолвно глядели ей вслед. И сказал Арагорн:
– Долго еще будут высматривать его с высоты Белой Башни – и ждать, не придет ли он от горных отрогов или морским побережьем. Но он не придет.
Первым начал он медленное похоронное песнопение:
По светлым раздольям Ристании, по ее заливным лугамГуляет Западный Ветер, подступает к стенам.«Молви, немолчный странник, Боромир себя не явилВ лунном сиянии или в мерцании бледных светил?» —«Видел его я, видел: семь потоков он перешел,Широких, серых и буйных, и пустошью дальше ушел,И, уходя в безлюдье, шел, пока не исчезВ предосеннем мареве, в сонном сиянье небес.Шел он к северу: верно, наверно, Северный БратЗнает, где странствует витязь, не ведающий преград». —«О Боромир! Далёко видно с высоких стен,Но нет тебя в неоглядной, в западной пустоте».И продолжил Леголас:
От ста андуинских устьев, мимо дюн и прибрежных скалЮжный несется Ветер: как чайка, он застонал.«Какие же вести с Юга? Стоны и вскрики – к чему?Где Боромир-меченосец? Стенаний я не пойму». —«Где бы он ни был – не спрашивайНад грудами желтых костей,Усеявших белый берег и черный берег – как те,Как древние костные груды, рассыпавшиеся в прах.Спроси лучше Северный Ветер, что он сберег впотьмах!» —«О Боромир! Далёко вопли чаек слышны,Но тебя не дождутся с юга, с полуденной стороны».