Две жизни в одной. Книга 1
Шрифт:
Несомненно, я и водитель коня нашли друг друга. Бумаги, то есть бюллетени голосования народа из деревень, привезены в срок.
А еще запомнился мне отчет о работе пионерской и комсомольской организаций за прошедший период. Без знания таких отчетов пишу целую поэму обо всех делах: о создании хора, о чтецах, о праздниках, об активной помощи колхозу по уборке урожая и т.д. Мне отчет возвращают, удивленно говоря:
— Вы что, никогда не писали отчетов? Протоколов собраний?
Отвечаю:
— Было дело. В институте совсем другое. Писаниной занималась Панина. А здесь — жизнь, да такая первозданная. Совместная работа с детьми и взрослыми, живущими в селе.
Не
И еще хочется рассказать о незабываемых событиях из неклюдовской жизни. Это процесс мытья своего тела не где-нибудь, а в русской печке. Мыться кое-как из тазика — дело знакомое. Вся жизнь во время войны была именно такой. Да и сейчас, когда отключают в домах горячую воду, хочешь не хочешь, вспомнишь то время. Но мыться внутри печи — большое искусство. А после? Ощущение легкости без уверенности, что где-то нет мазка от черной сажи. Страшно было первый раз влезать через топку в полуовальную черную пустоту. Наверное, потому печки на Руси делали такими большими, и лаз в нее не очень узеньким. Но все равно было страшно еще из-за того, что воду лить в печи нельзя. Бабка Евдокия заранее протопила печь. После того как печь немного остыла, выгребли из нее содержимое, застелила соломой днище внутри и шесток, вход перед топкой.
— Полезай, — говорит, — вона веник, похлещись, но не шлепай водой.
— А как же мыться? — спрашиваю я.
— Аккуратненько, из тазика. Но сначала посиди, попотей. Грязь и слезет.
Влезть-то влезла, уселась по-турецки, бабка в печку таз сунула. Вокруг не очень-то и черно. Видно, сажа выгорает. Это при выходе из печи надо аккуратничать. Ощущение не очень приятное, сидишь будто в склепе. Но телу нравится. Труднее было вылезать, боялась испачкаться, к тому же надо хорошо владеть своим телом. Возле печки стоял таз побольше. Вот тут-то я и отмылась. Эх, хороша русская печь! Недаром о ней в сказках-то сказывают. Это не только место, где выпекают хлеб, куда ставят горшки, чугунки, готовят пищу себе и животным. Это еще и баня, а сверху и сушилка, и спальня. Но почему в Неклюдове не было рубленых бань, тогда мне было непонятно.
Снег набухал, темнел. Лужи вперемешку с ледяными корками, покрывали деревенскую улицу. Впереди — неделя весенних каникул. В школе пусто, учащиеся из пансионата-интерната разбежались по деревням. У местных учителей накопилось много домашних хозяйственных дел. А у меня? Одна забота — это петух. Кур хорошо водит, ни одного соседнего не подпустит. И курочка у него не забалует, яичко только в гнездо в хозяйском сарайчике снесет. А вот прохожим покоя не дает. Так и норовит в пятку клюнуть. Выхожу из дома всегда с хворостиной. Пройдя опасную петушиную зону, прячу хворостину под забором. Как оказалось (определил заезжий зоотехник), этот петух был из бойцовской породы. Бабке Евдокии в соседней деревне продали. Видно, там кому-то надоел. А откуда были его родители, неизвестно.
На весенние каникулы хотела съездить в Калинин, да вот беда: нет соответствующей обуви. Бабенка-соседка предложила резиновые сапоги. Холодно будет шагать по ледяным лужам, если на ноге всего- то один тонкий носок. Но решилась. Вышла из дома, дошла до края деревни — и все. Сапоги оказались дырявыми, ноги в них утонули в мокроте и холоде.
Закончились для меня первые и последние весенние неклюдовские каникулы. После начала занятий, как всегда, иду бором. Песчаная дорога, несмотря на ливни в течение недели, подсохла. Высокое чистое голубое небо наполнено звуками. Все вокруг чирикало, пиликало, звенело. Видимые и невидимые певцы по одному, а то и дуэтом или хором, многоголосо пели, создавая музыку очнувшегося от зимней спячки леса. Под деревьями пробиваются первые травинки. Набухшие почки на веточках нежатся от тепла солнечных лучей, готовясь к материнству. Я подошла к невысокой сосенке. Зеленые султанчики молодых побегов источали тонкий запах душистой смолы.
— А вы попробуйте! — услышала я вдруг голос Стасика Петровского, оказавшегося рядом. — Не бойтесь!
Я понюхала еще раз зеленый надлом, из которого сочился густой пахучий сок. Откусила. Еле уловимое ощущение приятного, смешанного с пахучей смолой и непротивным киселем наполняли рот. Я пожевала побег, выплюнула остатки.
— Ничего...
— А мне нравится! Ну я побежал! Хочу с дятлами поговорить. Почему не тутукают? Когда кукушки кукукают!
Научился рифмовать от деда Василия. Не случайна поговорка «С кем поведешься, от того и наберешься!» Дед плохому не научит.
Почему, рассказывая о весне, я употребила слово «последняя»? Потому, что мне разрешено, не отрабатывая еще два года, уехать в Калинин. Кимрским РОНО в те годы заведовал немолодой, но думающий руководитель. Молодая, городская, а теперь еще и замужняя, учительница не приживется в деревне. Да и мужа-педагога, при всем желании, работой не обеспечить. Но главное состояло совсем в другом. Строились «закрытые» предприятия на так называемой Большой Волге. А в средней школе преподавал химию старый учитель, высланный на 101-й километр как враг народа.
— А вдруг он опасен? Лучше подальше, в медвежий угол, на всякий случай, — было дано указание.
Вот мое место в неклюдовской школе и понадобилось.
Странное свойство человеческой души. Чем длиннее становится жизнь, тем острее, яснее желание встретиться со своей юностью, а также с местами, с которыми нас связывали молодые годы. Не имея физической возможности вернуться, стать снова молодым, нас неудержимо влечет в места, где прошли эти годы. Хочется снова пережить жизнь сначала, хоть на мгновение вернуться в юность.
Тридцать лет спустя, в 1983 году, еду в Неклюдово. Металлическая коняга, слегка подпрыгивая вместе с нами на выбоинах, проносится мимо деревенек, церковных строений, обшарпанных временем. Места здешние так и остались между главными магистралями страны. Где-то Большая Волга, АТС — столица атомной энергетики страны, Кимры и...
Жадно вглядываюсь в обочины дорог, в проносящиеся мимо лесные опушки, колхозные поля. Сколько было всего мной перевидано за тридцать лет с той поры, когда прошагивала эти километры. Вроде что- то знакомое? Но память не удержала. За канавами виднеется высокий смешанный лес.