Две жизни. Часть IV
Шрифт:
И. спокойно сидел на своем огромном мехари и с высоты его смотрел на всадника, который корчился под его взглядом. Изо рта его забила пена, шею сводила судорога, глаза выражали бешеную злобу. Он силился поднять руку, но вместо этого ударил ею по шее своего коня, который взбесился и пытался сбросить своего жестокого господина.
– Я был бы согласен спрятаться там, так как знаю, что туда враги мои проникнуть не могут.
Всадник вдруг вскрикнул и на некоторое время замолчал, точно сердечная спазма не дала ему договорить фразы, и только через несколько минут продолжал:
– А вдруг вы обманываете меня, чтобы заманить в свои сети такую силищу, как я? И если я соглашусь, примете ли вы мои условия, на которых я сочту возможным жить в вашем тайном
И. рассмеялся и ответил тем голосом, звонким, как клинок, которым говорил очень редко:
– Что вы за «силища», в этом вы могли убедиться уже полчаса назад, не только сейчас, когда вся ваша игра смешного колдуна с побрякушками, которыми обвешаны вы и ваш конь, не помогает вам, ибо ни вы, ни ваш жеребец не можете двинуться с места. Полчаса назад у вас был мой гонец и предупредил вас, уговаривая смириться и образумиться. Сейчас Милосердие моими устами говорит вам: «В последний раз предоставлена возможность отойти от зла. Если в эту минуту не примете решения, ваша жизнь в веках окончится в страданиях только с жизнью планеты, а затем исчезнет из Вселенной, сожженная огнем вашей лжи и всей той кровью, что на вас. Выбирайте, времени нет, враги ваши уже близко».
Снова ужас потряс человека. Мне было ясно, что он теперь понял слова И. вполне и правда их его ошеломила.
– Я согласен, – еле слышно прошептал он.
И. приказал ему отъехать в сторону и присоединиться к Яссе до тех пор, пока мы не встретим надежного конвоя, который проводил бы его в безопасности в далекую тайную Общину.
– Надежный конвой? За два года жизни в этом саду ваш караван первый, который я увидел. Кто может проезжать здесь? – говорил всадник, стоя в стороне, пока мы проезжали мимо него.
– Да, вы видели первый караван. Так же, как вы не видели в повстречавшемся вам пять месяцев назад купце ничего, кроме нищего бедуина. Но он видел вас и оповестил о вас пославших его на поиски за вами ваших врагов. Он искал вас усердно, ибо иначе ему не миновать было ужасной судьбы вроде вашей, – ответил И.
Проехав еще около получаса, мы поравнялись с прекрасным садом, и внезапно из-за густых низких пальм навстречу нам выехали пять всадников на маленьких арабских лошадках. Все они, встретясь с нами, сошли с лошадей, встали на колени и поклонились И., коснувшись земли своими тюрбанами.
– Встаньте, друзья, – сказал им И. – Ваш грех давно прощен, и больше никогда не кланяйтесь мне в землю. Последнее, что вы можете еще сделать, чтобы окончательно освободить себя от власти злых, – отвезите этого человека в ту тайную Общину, где вы сами нашли себе спасение. Не бойтесь сейчас преследования злых, которые гонятся за этим своим рабом. Поезжайте спокойно и уверенно, между вами и ими встанет песчаная буря. Она укроет ваши следы и погубит весь труд тяжелого путешествия преследователей. Везите поручаемого мною вам спутника так, как будто бы я был неотлучно с вами.
И. повернулся к Яссе и сказал:
– Ясса, дай этому человеку узел с одеждой, что я велел тебе взять из оазиса, и отдай ему весь тот провиант, что тебе оставил Кастанда.
– Переоденьте платье, что вам подали, – обратился он к буйному всаднику.
– Отдайте своего утомленного коня Яссе и возьмите его мехари. На коне вы не доедете и до скал в пустыне, не только до тайной Общины.
Я не видел лица незнакомца, но каждым нервом чувствовал его протест и недовольство. Только страх заставлял его повиноваться. Довольно долго с помощью Яссы, ворча, он переодевался, пока И. разговаривал с вновь встреченными пятью всадниками. Я присмотрелся к их лицам, и был ими очень поражен. Мне казалось, что за их теперешним кротким и ласковым выражением, точно за кисейной занавесью, лежит другое – дерзостное, злое. Казалось, вот-вот мелькнет на каждом из этих лиц неуловимое движение мускулов и вспыхнет на них тот огонь ненависти и раздражения, которым было залито лицо первого всадника. Но сколько я ни вглядывался, лица бедуинов оставались неизменно спокойными и ласковыми.
Наконец бешеный всадник взгромоздился на мехари Яссы и подъехал к И. Посмотрев на него пристально, И. обратился к бедуинам:
– Вот, друзья, ваш спутник. Вспомните, как в этой же пустыне много лет назад я спасал вас от преследовавших вас врагов, в каком диком ужасе были вы тогда и как ваши следы укрыла буря, намывшая непроходимые холмы песка между вами и преследователями. Десять лет вы не могли разорвать связи со своими темными врагами. Ненависть и страх вы посылали в ответ на их зло, и потому-то они и держали вас в своей власти крепче железных канатов. Только следующие десять лет научили вас простить ваших врагов, и, наконец, последние пять лет раскрылись ваши сердца, как широкие ворота Любви. Любовь пролилась из них, и вы простили и благословили ваших мучителей. Теперь перед вами встала последняя черта самоотвержения Любви: верните Ей сына зла. За этим я вас сюда и вызвал. Иди, друг. Верный конвой охранит тебя. Призывай силу мою к себе на помощь во все время пути и жизни в уединении, – обратился И. к всаднику. – Думай не о трудностях этой минуты, не о тяжелом дне, когда твои страсти раздирают тебя и мешают тебе видеть что-либо, кроме самого себя. Но думай, что вся жизнь твоя до сих пор, когда ты казался себе могучим, не дала тебе ни одного часа радости. Думай, как тебе понять, что такое радость. И в первый же раз, как ты ее испытаешь, ты прорежешь непроходимую для злых пропасть. Радость ведет к победам Любви, а злое уныние – к упорству воли. Упорство же воли – меч зла. Этот меч не может разить там, где живет радость.
Ни слова не ответил человек. Сидя высоко на мехари, окруженный своей стражей на маленьких лошадках, он был похож на преступника, ведомого на казнь, так был зол его взгляд, такое безнадежное отчаяние выражала вся его фигура.
И. сделал знак рукой, бедуины поклонились ему по-восточному, молча окружили всадника на мехари, поехали рысью вправо, огибая сад, и исчезли так же неожиданно за лесом низких пальм, как и появились.
Постояв несколько времени и все время пристально смотря вслед исчезнувшей группе, И. тронул своего мехари, повернув неожиданно для меня круто влево. Только теперь, когда мы двинулись снова в путь, я отдал себе отчет в своем поведении во все время встречи. Я должен был себе признаться, что и на этот раз «наблюдал», а не «действовал» в том смысле, как учило меня евангелие серого дня жизни в Общине, то есть быть и становиться. Я переживал очень ярко все чувства несчастного, заблудившегося в жизни человека. Но я не нес ему из себя той силы самообладания, которую я сам же понял как действенную силу помощи, дающую возможность встречному гасить в себе страсти, хотя бы на время встречи освобождаться от них.
Почему же я не мог этого сделать, раз я понял, как надо действовать? Почему я не смог переливать в несчастную страдающую душу своей энергии любви? И снова я сам себе дал ответ: знать – значит уметь, а я только знал, но не умел. Я забыл обо всем и обо всех, забыл время, пространство и место, я все думал о бешеном всаднике…
– И теперь, Левушка, самое подходящее время для тебя вспомнить о задаче, что дал тебе Флорентиец, и точно приняться за свою роль рыцаря подле Натальи Владимировны, – вдруг услышал я голос И.
Я вздрогнул от неожиданности, посмотрел на моих спутников слева и справа, еще более удивился тому, что голоса И. никто, очевидно, кроме меня, не слышал, и перенес все свое внимание на Андрееву.
С первого же взгляда я понял, что Наталья Владимировна пережила встречу далеко не так, как я. Глаза ее блестели энергией, лицо было бледно, точно осунулось и похудело, губы были плотно сжаты, и вся ее обычно тяжеловатая фигура представляла из себя какой-то кулак силы. Иными словами я не могу определить своего впечатления. Я воспринимал всю ее как заряженную пушку, из которой вырывались снаряды целым потоком. Ни о чем ее не спрашивая, я точно знал, куда летели ее снаряды, знал, что она посылала свои огромные духовные силы не только несчастному бешеному всаднику, но и всем его спутникам.