Двенадцать секунд до полуночи

Шрифт:
Мими Каррера
Двенадцать секунд до полуночи
***
Женские руки с тонкими запястьями аккуратно опустились на клавиши.
Руки музыканта всегда обладают особой грацией и элегантностью. Тесная связь, что рождается между руками и музыкальным инструментом во время
Пианино расцветало под ее руками. И сейчас, когда Ева играла, бегло касаясь клавишей, создавалось ощущение, что мелодия, вылетала из изящных пальцев пианистки, которая погрузилась в «Мелодию сердца». Девушку переполняли эмоции, обогащающие ее внутренний мир. Игра на пианино приносила ей колоссальное удовольствие. Ее охватывала эйфория. Она будто парила над землей. И все, что ей в этот момент было важно – это мелодия, которую она играла. Которая пробуждала в ней все воздушное, прекрасное и возвышенное… чувство, которое хотелось дарить не только музыкальному инструменту, но и любимому мужчине – любовь.
Закончив играть, Ева плавно, убрала руки с пианино и посмотрела в окно, за которым была настоящая сказка.
Город чем-то напоминал Еве статного и исполненного величия мужчину, не обделенного чинными манерами. Но сейчас он вовсе не казался гордым, скорее наоборот – завороженным очарованием белокурой красавицы, настоящей зимы. Ее сапфирового цвета глаза готовы заморозить все живое одним лишь взглядом. А ее бледная аристократичность придавала шарма ее холодному великолепию.
«Мужчина» подал руку «женщине» – Снежной Королеве. И как только их «ладони» соприкоснулись друг друга, сердце Киева покрылось инеем, пока постепенно в нем не поселился холод и мороз. «Сердце Кая» сможет отогреть только Весна, но это, совершенно другая «женщина» и сейчас не ее время повелевать…
Зима улыбнулась, кокетливо подмигнув Киеву, и игриво приподняв подол платья, пустилась в пляс. Увидев, как его Королева танцует с Ветром, Киев понуро опустил голову и тот час же поежился от ревностного порыва, а Ветер и его спутница все кружили в Вальсе над городом, покрывая унылый серый асфальт белоснежным ковром и превращая все в снежное царство…
В этом году Зима на славу веселилась, показав свой строгий нрав. Ведь у нее на все свои каноны. Но нельзя не согласиться, что какой бы свирепой она порой ни была, ее красе может позавидовать любое время года. И как бы ни сердились на нее за коварство, она всегда оставалась прекрасной… удивительной… волшебной…
– Ева, дорогая, думаю, на сегодня хватит, – обратилась к ней Евгения Александровна, отвлекая девушку от созерцания пейзажа за окном. Ева обернулась на голос преподавателя, и та успела уловить романтический отблеск в голубых глазах.
Евгения Александровна подошла ближе к пианино и облокотилась о него ладонями. Женщина боготворила игру на этом инструменте. Своему делу отдавалась всем сердцем, считая, что иначе, музыка будет звучать неправильно или вовсе – ее звук не затронет струны души. Ева полностью разделяла это мнение. Наверное, умение сосредотачиваться на игре, «перекатываясь» волной по клавишам, иногда, даже не глядя на них, передалось Еве от нее.
– Я заигралась, Евгения Александровна. Музыка унесла меня далеко отсюда, – смущенно улыбнувшись, Ева поднялась с вертящегося по кругу стульчика и подошла к вешалке. Зимой Любимовой нравилось носить теплое пальто до колен, но посмотрев
– Ничего страшного, Ева. Мне нравится твое мастерство. У тебя талант, деточка. Думаю, из тебя получится замечательная пианистка. Ты будешь собирать огромные концертные залы.
– Ну что вы, Евгения Александровна! – девушка по-доброму рассмеялась, застегивая пуговицы. – Вы преувеличиваете.
– Ничего я не преувеличиваю! – делано обиженно воскликнула женщина, пройдясь туда-сюда. – Ты талантлива, я тебе не раз это говорила. Я считаю, что у тебя большое будущее. Ты думаешь, великими музыкантами становятся? – Евгения Александровна вопросительно посмотрела на свою ученицу и села за пианино, добавив: – Ими рождаются, Ева. – И в следующую секунду, она продемонстрировала свою виртуозную игру, исполняя фрагмент Паганини «Каприз №24».
Пальцы Евы замерли на последней пуговице пальто. Улыбнувшись учительнице, девушка так и стояла на одном месте, продолжая заслушиваться ее мастерством.
Закончив играть, женщина снова повернулась к Еве лицом, подарив добродушную, но меж тем, грустную улыбку.
– Тебе осталось всего полгода до окончания консерватории.
Еве самой стало грустно. Она провела в этих стенах почти пять лет. Многому научилась и продолжала учиться.
– До завтра, Ева!
– До завтра, Евгения Александровна.
Выйдя из здания, Ева потеплее закуталась в шарф, попутно делая маленькие шажочки, чтобы не упасть.
«Вот почему на дорогах обязательно должно быть скользко?!» – возмущалась Ева про себя, то и дело, боясь упасть, спускаясь по ступенькам.
***
– Здорова! Я сейчас за рулем, так что давай покороче. Ты знаешь, как мне не нравится разговаривать по телефону, когда кручу баранку. – Светловолосый мужчина в дорогом бежевом пальто, внимательно следил за дорогой, одновременно держа одной рукой руль, другой – прижимая к уху телефон. Он лениво бросал взгляды по сторонам, когда останавливался на светофорах, и нервно постукивал пальцами по рулю, желая скорее добраться до офиса. Дел перед новогодними праздниками было навалом. И вся эта канитель его жутко раздражала.
– Леха, ты чего такой нервный? – спросил на том конце провода друг Алексея Илья.
– Да ничего. Просто я напряжен. Полно работы. – Он устало потер переносицу, когда поток машин остановился на светофоре.
– Девушка тебе нужна, и напряжения не будет, – хохотнул Илья.
– Да уж, – Алексей его чувства юмора не разделял. Девушку он, конечно, хотел, только не временную, как у него обычно бывало, а постоянную.
После Марии, Алексея еще никто не вдохновлял настолько, чтобы он решился на серьезные отношения. А тем более про свадьбу он и думать не хотел. Обиду на своего друга Сергея и его жену Марию, он не держал, прекрасно понимая, что с этой девушкой он бы счастлив не был. А все потому, что ее сердце занято другим. Влюбленность, которую он испытывал к ней, уже прошла, будто ее никогда и не было, а вот осадок от осознания, что он одинок – остался.