Двенадцатое заклятие

Дом кипел энергией, что было более чем необычно, поскольку хозяин мистер Ричард Лоуэлл предпочитал, чтобы в его доме царила атмосфера угрюмости и сонного оцепенения, и то, что сейчас делалось, делалось без радости — так могильщик трудится над возведением особо большого или нестандартного надгробия. Подобные сравнения приходили на ум мисс Люси Деррик — виновницы всей этой суматохи, поскольку в доме готовились к приему ее жениха. Развлекать этого джентльмена у Люси не было желания. Никакого. Не то чтобы она не хотела выходить замуж за мистера Олсона. Люси не сомневалась, что выйти за него — самое разумное, что она может сделать. Тем не менее Люси была бы рада, если бы можно было избежать необходимости

Ей представлялось, что супруги лишь изредка обмениваются друг с другом мнениями, и то только по существенным вопросам. Сегодня же ей предстояло придумывать темы для беседы, что было непросто, поскольку мистер Олсон не слыл большим любителем поговорить. Люси еще не знала, чем можно его заинтересовать, так как до этого они беседовали только на вечерах и балах, где благодаря танцам или пуншу не требовалось вести разговоров, хотя бы отдаленно напоминавших подлинный обмен мнениями.

Какими бы ни были светские манеры мистера Олсона, они никак не были связаны с ее решением выйти за него замуж. Больше всего на свете Люси хотелось вырваться из дома ее дядюшки на Пеппер-стрит, расположенном чуть ли не в самом престижном районе Ноттингема. Ей нужны были деньги, на которые она могла бы содержать себя и тем самым избавиться от напоминаний о том, какая она обуза. Ей хотелось освободиться от докучливых осуждающих взглядов, от вечного страха совершить оплошность, за которую ее накажут, как ребенка. Хотелось ощущать, что она живет своей жизнью, что она себе хозяйка и что в ее жизни есть выбор, цель и даже некоторое удовольствие.

Когда-то Люси мечтала о том, о чем мечтают все юные девушки. Она была типичной представительницей среднего класса, хотя, впрочем, наверное в большей степени, чем ее сверстницы, верила, что создана для великой романтической любви. Она не сомневалась, что по крайней мере одна из двух ее старших сестер выйдет замуж, думая об интересах семьи, и такой брак по расчету позволит Люси следовать велению сердца, чего ей так хотелось.

Теперь Люси больше не верила, что ей что-то предназначено судьбой. Казалось, она проживает чужую и чуждую ей жизнь, будто сама душа ее была не ее душой, а лишь копией, созданной так искусно, что трудно было усомниться в подлинности. Люси заставили жить не своей жизнью, а настоящая жизнь затерялась в туманном прошлом, как любимая детская игрушка, которую она едва помнит, но очень по ней скучает.

Готовясь к приходу мистера Олсона, Люси решила, что неплохо было бы придать себе самый презентабельный вид, какой только позволяли ее стесненные обстоятельства, и ей ничего не оставалось, как обратиться за помощью к дядюшкиной экономке. Миссис Квинс было под сорок. Когда-то она была хороша собой, но теперь красота ее увяла. За три года, что прошли с того времени, как Люси преодолела почти двести миль от Кента до Ноттингема, ярко-рыжие волосы миссис Квинс сделались желтовато-коричневыми, цвета переспелого персика. Некогда сливочно-бледное лицо покрылось пятнами, как старые простыни. Люси не доставляло удовольствия наблюдать, как время стирает последние краски женской красоты, однако она испытывала нечто вроде злорадства. Единственным преимуществом, которое было у нее перед миссис Квинс, впрочем не только перед ней, была ее молодость.

Люси имела не очень много вещей, которые можно было бы назвать презентабельными, а те, что были, она приобрела на средства из крохотного ежегодного содержания, которое нехотя выплачивал муж сестры. Сегодня Люси надела платье с вырезом в виде сердечка, голубое с белой отделкой — очаровательное, если не придавать значения тому, что такие фасоны вышли из моды еще три или четыре года назад. Но это был всего лишь Ноттингем, а мистер Олсон не обратил бы особого внимания, даже если бы она вышла в платье эпохи правления Карла II. Или даже Карла I. Люси сомневалась, что он вообще обратит на что-либо внимание, хотя сегодня она была особенно хороша. Ростом Люси была чуть ниже среднего, со смуглой кожей, и если не писаная красавица, то, по мнению большинства мужчин, без всякого сомнения, хорошенькая. Прямой нос, большие глаза, изогнутые дугой брови и довольно пухлые, но не чрезмерно, губы. Миссис Квинс, очень высокая и худая, часто называла Люси толстухой. Люси же считала, что в отличие от миссис Квинс у нее женственные формы, а, скажем, не мальчишеские.

Отдавать себя в столь невеликодушные руки было страшновато, но Люси решила, что лучше всего будет прибегнуть к назойливым услугам старшей женщины. Миссис Квинс всегда заботило отношение мистера Олсона к Люси, и она встретила его предложение с мрачным удовлетворением. Теперь миссис Квинс помогала Люси причесывать волосы, причем Люси подозревала, что та проявляет излишнее рвение, причиняя ей боль. Тем не менее, умелая в таких делах, миссис Квинс уложила темные, почти черные, волосы Люси в аккуратную прическу. Несколько прядей игриво выбивались из-под чепца, обрамляя круглое личико Люси. Когда миссис Квинс закончила, Люси окинула себя взглядом в потемневшем зеркале и польстила себе, что мистер Олсон получит за свои старания не какую-нибудь там замарашку. Возможно, он мог бы ей больше понравиться, если бы флиртовал.

Миссис Квинс нанесла последний штрих.

— Я сделала все, что могла, — сказала она. — У тебя волосы непослушные, как у негритянки, и лежат так, будто намокли под дождем.

— Благодарю вас, миссис Квинс, — сказала Люси с почти искренней признательностью.

— «Благодарю вас, миссис Квинс», — повторила та, передразнивая манеру Люси говорить немного в нос. — Могла бы быть и повежливей, принимая во внимание, что я стараюсь представить тебя обществу как девушку порядочную. — Последнее слово она выговорила, презрительно фыркнув.

Когда Люси было шестнадцать, она сбежала с джентльменом, который был старше ее почти на десять лет, но их вскоре нашли, и план сорвался. После этого детство и счастливая жизнь Люси окончились. Во время ее недолгого отсутствия старшая сестра Эмили — любимица семьи — скоропостижно скончалась от какой-то болезни. Год спустя умер отец Люси, а потом Марта, средняя сестра, вышла замуж за человека, которого не любила. После череды несчастий жизненная нить Люси спуталась в клубок, а началось все с собственной безрассудной выходки.

И тогда и теперь Люси спрашивала себя, какую роль сыграло тайное бегство с возлюбленным в разрушении ее семьи? Если бы она не была столь беспечна и не сбежала бы тогда с Джонасом Моррисоном, заболела бы ее дорогая сестра Эмили так внезапно? Осталась бы она жива? Умер бы отец, останься Эмили жива? Вышла бы Марта за их кузена, этого отвратительного священника, мистера Баклза? Люси могла часами безжалостно истязать себя подобными вопросами. Четыре года назад она чуть не сбежала с мужчиной, и сегодня ее больше нечем было охарактеризовать.

Когда-то Люси верила, что всем сердцем любит Джонаса Моррисона, молодого джентльмена, который ее очаровал, но теперь она считала его худшим человеком на свете. Джонас Моррисон, остроумный и непринужденный в разговоре, знал тысячу разных фокусов. Он вытаскивал разноцветные платки из казавшихся пустыми чашек, монеты исчезали, попав к нему, и появлялись вновь у человека, стоявшего в другом конце комнаты. Люси считала Джонаса Моррисона восхитительным, но его обаяние было всего лишь обманом, иллюзией, как и его фокусы. Джонас Моррисон оказался чудовищем, он заставил невинную девушку поверить, будто в его распутных желаниях нет ничего дурного и предосудительного. Теперь, спустя годы, от одного воспоминания о нем Люси стискивала зубы и бормотала проклятия. Тогда вся ее жизнь в прекрасном доме с любящими сестрами, заботливым отцом и множеством друзей казалась игрой. Люси была беззаботна, могла потворствовать своим прихотям и не задумываться о последствиях. Возможно, она искренне полагала, что никаких последствий не будет вовсе.