Дверь № 3
Шрифт:
После Африки улыбка брата стала шире, рукопожатие крепче, и в агентстве по продаже автомобилей он очень быстро стал споим человеком. Ему было легко общаться с клиентами, а его искреннее рвение вызывало понятную гордость отца. И еще он стал ревностным католиком. Мать, само собой, использовала неудачную африканскую авантюру на всю катушку – с лица Хогана несколько месяцев не сходило виноватое выражение. Мать вообще находила крайнее удовольствие в акте прощения, особенно за грехи плоти, от которых, вне всякого сомнения, сама
По-настоящему счастливой – не мученицей, жертвующей собой ради других, – я видел мать только во время танцев в ее ирландско-американском клубе. Жигу или рил она никогда не пропускала. Лично меня такая музыка приводит в бешенство – это настоящий символ подавления чувств. Маниакально замкнутые мелодические циклы, переполненные огненной страстью, которую нельзя выплеснуть наружу. Гимн супер-эго, вселенской католической церкви, великой ирландской традиции, где взрослые дети живут с родителями, а мужья презирают жен, превознося матерей, и спиваются до состояния полной импотенции. Фанатичное поклонение девственности в лице Богоматери – ибо как же можно допустить, чтобы БОГ мог явиться на свет в результате акта греха! Короче, самая невротическая музыка, какую я знаю. Я так и вижу, как она подпрыгивает в бешеном ритме вместе с другими, приклеив к лицу чопорную, будто извиняющуюся улыбку, прижав к бокам руки, сжатые в кулаки, – вверх-вниз, вверх-вниз, словно танцует в стенном шкафу.
Вот и набожность Хогана была чем-то в подобном роде.
Так я сидел и думал… думал… Наконец появилась Лора. Мы не сразу привыкли к обстановке: темные дубовые панели и сумрачные изображения соборов на стенах подавляли И действовали на нервы, напоминая об обете безбрачия. Я сидел за широченным столом красного дерева, в пустых ящиках которого лежало лишь фиолетовое церковное облачение и пара свечей. Разговаривать через стол было как-то неловко.
– Почему ты улыбаешься? – начала она.
– Разве? Вообще-то я думал о брате.
– Он показался мне приятным человеком.
– Так и есть. На него сильно подействовала смерть матери… – Я рассказал о том, как Хоган прячется по вечерам в новых автомобилях, чтобы справиться со своим горем. Мы обменялись улыбками.
– Не такой уж плохой способ, – заметила Лора.
– Конечно. Вся его жизнь вертится вокруг машин – он даже с будущей женой познакомился, пытаясь продать ей новую модель. И с любовницей тоже.
– В самом деле?
– Ага, – улыбнулся я. – Самое странное, что мы с ней оказались знакомы. Она работает в нашем дурдоме.
– Где?
– В лечебнице для невменяемых преступников. Удивительное дело: думаю о ней и о Хогане и никак не могу представить их вместе – в постели, например. Скорей бы уж она мне подошла…
– А какая она?
– Да ничего так – белокожая, лицо узкое, чем-то похожа на тебя. Но дело тут не только в Эдриен…
Лора внезапно выпрямилась, лицо ее застыло.
– Как? Эдриен?
– Ну да… а что тут такого?
– Она тебе ничего не сделала плохого?
– Что? – удивился я.
– Ты видел – она кого-нибудь била?
– Она при мне свалила здорового мужика на пол ударом по… ну, ты понимаешь.
– Сладкое любит?
– Слушай, что за странные вопросы? Я видел Эдриен на вечеринке, потом оказалось, что она встречается с братом… Спит с ним. Бывают и не такие совпадения…
– А с тобой она спала?
– Тебе-то какое дело? – возмутился я. – Нет, не спала, раз уж ты так хочешь знать. Правда, один раз ночевала…
– Звони Хогану! – перебила Лора.
– Зачем?
– Ему грозит опасность. Пусть едет сюда.
– Да что случилось, черт побери?
– Он нарвался на стража.
– Лора, брось… – рассмеялся было я, но тут вспомнил про морозилку. А на маскараде были засахаренные яблоки. То-то меня удивляло, что Эдриен умудряется держать форму при таком количестве сладкого. Бедняга клоун… И что она делала со своим телом во сне… и был ли это сон? – А мороженое… оно тоже действует вроде конфет?
– Скорее как хороший косяк, – фыркнула Лора. Дома у брата никто не отвечал. С тяжелым сердцем я набрал номер матери. Хоган поднял трубку не сразу.
– Это Джонни. Нам надо поговорить, – с облегчением выпалил я.
– Боже, как ты меня напугал! Сюда никто никогда не звонит.
– Ты один?
– Да, я пораньше пришел… Она будет через час.
– Пусть убирается оттуда, живо! – вставила Лора.
– Никуда не уходи, – скомандовал я. – Жди меня, я быстро.
– Что случилось, Джонни? – заволновался он.
– Черт возьми, Хоган, слушай меня внимательно! Эдриен совсем не то, что ты думаешь.
– В каком смысле?
– Объясню, когда приеду, – сказал я и повесил трубку.
– Что ты задумал? – Лора поднялась с кресла.
– Позови Джека. Скажи, пускай захватит пистолет. Мне надо подумать.
Подойдя к двери, Лора вернулась и выложила на стол три двадцатки и десятку.
– Веревка, – сказала она. – Не забудьте веревку.
18
Джек всю дорогу молился. Пожив немного с нами под одной крышей, он полностью попал под влияние Сола: крестился по каждому поводу, а в нагрудном кармане, рядом с пачкой «Мальборо», носил бутылочку со святой водой. Сол прозвал его «наш домашний сыщик». Я сделал остановку возле универмага. Самое трудное было объяснить услужливому продавцу, какая мне нужна веревка и для чего.
– Ты что так долго? – спросил Джек.
– Понятия не имел, что существует столько сортов веревок, – пожат я плечами.