Дверь в Иной мир (сборник)
Шрифт:
Корус Кан, чье металлическое тело не знало усталости, бессменно стоял на вахте у приборов управления. Время от времени он оглядывался на меня.
Я мерял рубку шагами.
Прошло уже много времени после начала нашего полета. С сумасшедшей скоростью мы неслись через пустоту, наша Вселенная уменьшалась на экране, постепенно превращаясь в ряд неясных световых пятен, а Галактики впереди становились ярче.
Мучительные раздумья не покидали меня. Сумеем ли мы достичь Туманности Андромеды? Сможем ли найти общий язык с ее обитателями? Жизнь в этой Галактике была для нас тайной. Даже если мы сумеем убедить
Я отбросил мрачные размышления, услышав предупреждение Коруса Кана.
— Впереди мерцающий свет! Вы видите?
Я присмотрелся. В пространстве неподалеку от Туманности Андромеды тускло мерцало пятно света, а дальше — еще одно, но заметно бледнее. Оно было едва видно на видеоэкране.
До меня почти сразу дошло: Галактика змеиного народа! Умирающий мир, который они решили покинуть!
Корус Кан кивнул.
— Да. И она ближе к Туманности Андромеды, чем наша.
Туманность Андромеды и эта тусклая умирающая Галактика являлись ближайшими соседями. С нашей Вселенной они образовывали длинный равнобедренный треугольник. Наша Галактика была его вершиной. Мы молча смотрели, как вражеский мир увеличивается в размерах. И тут я постепенно начал осознавать, что в рубке заметно потеплело. Приборы управления генераторами показывали полный порядок, но температура воздуха медленно увеличивалась.
— Что с кораблем? — не выдержал Жул Дин. — Внутренние переборки такие горячие, что к ним невозможно прикоснуться!
Мы в удивлении смотрели друг на друга. Приборы корабля не были рассчитаны на такую температуру, а она все нарастала. И мы не имели ни малейшего понятия, почему. Впрочем, вскоре причина стала ясна.
— Смотрите! — показал Жул Дин. — Смотрите сюда!
Мы уставились на прибор, фиксирующий температуру внешнего пространства, которая всегда была близка к абсолютному нулю. Но теперь индикаторы дрожали на делении в тысячи градусов…
— Тепло! — неверяще выпалил я. — Тепло в абсолютном вакууме! Это немыслимо!
Но прибор не мог ошибаться. Он показывал, что температура корпуса продолжает расти.
В этот момент пространство, через которое летел наш звездолет, залил тусклый красный свет. Впереди был виден район интенсивного алого свечения.
Внутри корабля раздались крики страха. Команда в ужасе ждала, что случится дальше. А жара все нарастала. Я понимал, что долго такой температуры не выдержит ни корабль, ни экипаж. Даже Корус Кан был на грани потери сознания. Из последних сил я приказал, чтобы он не сворачивал с курса.
Снаружи корабля не было ни пламени, ни пыли, ни какого-либо твердого вещества, ни газа. Только яркий красный свет. Жара становилась все более невыносимой по мере увеличения свечения. Жул Дин открыл дверь в коридор, чтобы впустить более прохладный воздух, но это практически не сказалось на атмосфере внутри рубки.
Впереди, в глубине ужасающего района тепла, я увидел яркую точку света, к которой мы приближались с огромной скоростью.
Температура продолжала возрастать.
— Это центр ада! — прохрипел Жул Дин. — Уводите корабль в сторону!
Но сам был не в состоянии сдвинуться с места.
Корус Кан к тому времени уже потерял сознание. Его мозг, заключенный в металлическую коробку, не выдержал перегрева и отключился.
Напрягая все силы, я пробрался к пульту управления. Задыхаясь от невероятной жары, опаляющей легкие, я отвернул в сторону, чуть левее от эпицентра этого пекла.
Жара начала спадать. Силы, капля по капле, возвращались ко мне. Я попытался найти объяснение этому явлению. Почему обшивка звездолета, рассчитанная на колоссальные тепловые нагрузки вблизи звезд, не смогла справиться с резким повышением температуры?
Позже мы еще несколько раз попадали в подобные светящиеся области, но гораздо меньшей интенсивности.
Когда звездолет вырвался в чистое пространство, система кондиционирования понизила температуру до обычной величины. Прохладный воздух привел в чувство моих офицеров. Потрясенные пережитым, мы не могли оторваться от задних видеоэкранов.
— Тепло и свет в пустоте космоса… — пробормотал я. — Это невозможно…
Корус Кан задумчиво покачал головой.
— Это не обычные тепло и свет, как в горящих звездах. Они сами генерировали себя в пространстве… Тепло и свет могут появляться под воздействием различных колебаний, радиоактивности или химических течений, электромагнитных волн, которые мы используем для сигнализации и передачи информации. Максимальная частота — у электромагнитных волн. Затем следуют тепловые, за ними — световые, радиоактивные и прочие колебания. Ученым все это известно. Они считают, что в космосе множество различных течений с разными скоростями могут создать черт знает что…
Я кивнул.
— Правдоподобно.
— Это кажется достаточно странным, но не менее странными являются районы полного спокойствия…
Резкий возглас Жула Дина прервал нашу беседу.
— Стены! Они горят!
Занятые беседой, мы не заметили, что стены, пол и механизмы вокруг нас засветились загадочным люминесцентным светом, хотя вокруг корпуса звездолета простиралась сплошная тьма космоса. Возникшее в рубке молчание нарушалось только потрескиванием прибора регистрации уровня радиации. Этот звук все усиливался.
— Меняйте курс! — закричал опять Жул Дин. — Мы идем в очередной район колебаний! Корабль развалится на части за считанные минуты!
Он ничего не сказал о наших жизнях — это и так было ясно.
Мы заметались у приборов. Жул Дин, ни разу до сих пор не вмешивавшийся в управление кораблем, когда у пульта стояли я или Корус Кан, сейчас изо всех сил старался помочь, но только увеличивал сумятицу. Мне пришлось его одернуть.
Ряд маневров вывел нас из опасного района. Оставалось лишь гадать, какую дозу радиации заработал экипаж. Впрочем, мы могли бы, прибегнув к помощи приборов, выяснить это. Но никто не решался…
Тишину, воцарившуюся в рубке, нарушил Жул Дин:
— Что еще нас ожидает?
Корус Кан покачал головой:
— Нужно быть осторожнее, внимательнее… и не болтать почем зря…
Так летели дни. Мы приближались к чужой Галактике, обходя всевозможные препятствия, влетая в мощнейшие течения, районы действия природных сил и полей. Единственное, что скрашивало полет — это осознание того, что мы приближаемся к цели. Звезды становились все ярче и крупнее, вселяя в наши души уверенность. Уже более двух третей пути было преодолено.