Дверь в мансарду
Шрифт:
— По-моему, о ней, — отозвалась Эва безжизненным голосом.
Он приблизился к столу и, обернув пальцы носовым платком, взял скомканный лист, расправил его. На нем было что-то написано. Эва прочла слова, но ее рассудок отказывался нормально работать, и их смысл остался ей непонятен. Она запомнила только имя Морел — так звали адвоката Карен. Вероятно, это было начало так и не законченного письма к нему.
— Это ее почерк?
— Да.
Незнакомец опять скомкал бумагу и швырнул ее на стол, точь-в-точь на то место, где она находилась раньше. Затем обошел вокруг стола, выдвинул ящики.
— Никакой другой почтовой бумаги в них нет, — пробормотал он и задумчиво постоял минуту-другую, прикусив верхнюю губу. — Послушайте, сестричка. Здесь была служанка-японка. Она принесла лист бумаги и ушла. Когда вы видели этот лист у нее в руке, он был чистым?
— Да.
— Тогда она не могла это сделать. Лейт стала писать на нем после ухода японки. Значит, после ее ухода она была еще жива. Все в порядке. — Незнакомец опять поглядел на часы.
— Кинумэ… — произнесла Эва. — Кинумэ никогда не сделала бы ничего подобного.
— А я и не утверждаю, будто она это сделала, не так ли? — Мужчина рассердился. — Вы все время сидели в гостиной. И никуда из нее не отлучались?
— Нет.
— Кто-нибудь входил или выходил, пока вы ждали?
— Никто.
— Никто! — Кажется, его это удивило, и он опять стал жадно разглядывать ее лицо, «Отчего бы?» — принялась размышлять Эва. Но размышление длилось не более минуты. Ничто не имело теперь значения, когда Карен… когда Карен мертва.
Эве хотелось только одного: быть вместе с Диком…
Загорелый молодой человек подбежал к двери, прислушался, бесшумно приоткрыл ее и, стоя на пороге, осмотрел гостиную. Там были две двери — одна, у которой он находился, и другая, ведущая в коридор. Не оборачиваясь, он спросил скрежещущим голосом:
— Вы в этом абсолютно уверены? А может быть, вы уснули?
— Никто не входил в спальню и не выходил из нее.
Молодой человек в нетерпении сцепил руки.
— Еще один вопрос о японке. Она долго пробыла в спальне?
— Не более десяти секунд.
— Чушь! — Его лицо покраснело от гнева. — Карен зарезали ножом, пока вы сидели в гостиной. Вы говорите, что никто мимо вас не проходил. Тогда как же, спрашивается, туда проник убийца? Допустим даже, что он спрятался в спальне еще до того, как японка принесла бумагу, но как, черт возьми, он оттуда выбрался? Скажите мне, пожалуйста. Ну-ка, скажите мне.
— Я не знаю, — ответила Эва. У нее разболелась голова, и она с трудом соображала. Все это казалось ей несущественным. А незнакомец все больше и больше злился. Почему он так сердится?
— Ладно. Убийца не проходил через гостиную. — Создавалось впечатление, будто загорелый молодой человек спорил с самим собой. — Но он же должен был выйти отсюда — ведь его сейчас здесь нет. Как? Через окна? Но они все зарешечены. Предположим одну безумную вещь. Допустим, что он вообще не входил в спальню и оставался за окном, висел на веревке, привязанной к крыше или еще к чему-нибудь, и бросил в нее нож через прутья решетки. Но почему в таком случае нож до сих пор не торчит у нее в горле? Нет, это ерунда… И в спальне нет двери, ведущей в холл, а только одна дверь из гостиной. Вот проклятие!
— Это не совсем так, — уныло уточнила Эва. — Тут есть вторая дверь.
— Где же? — Молодой человек обернулся и снова осмотрел комнату.
— Но только, прошу вас, не трогайте ее, не надо, прошу вас.
— Где она?
— Карен… Карен никогда и никому не позволяла до нее дотрагиваться. И к ней никто не приближался. Ни слуги, ни кто-либо еще.
Незнакомец вплотную подошел к Эве, и она ощутила его жаркое дыхание.
— Где она? — пробормотал он.
— За японской ширмой, — со всхлипом прошептала Эва.
Мужчина в два прыжка добрался до ширмы, отодвинул ее.
— Куда она ведет? Отвечайте быстро!
— Наверх, в мансарду. Обычно Карен работала там. Она написала в своем убежище не один роман. Но наверху никто не бывал, даже мой отец. О, пожалуйста, не надо…
Это была самая обычная дверь. Возбуждение загорелого молодого человека постепенно начало спадать, он сделался холоднее прежнего и стоял не дотрагиваясь до двери. Затем обернулся к Эве:
— Она заперта на задвижку. И задвижка глубоко вошла в паз. С этой стороны двери. — Незнакомец больше не сердился, а просто наблюдал, как в первые минуты появления в спальне. Его плечи немного ссутулились. — Вы трогали задвижку?
— Я к ней даже не подходила. А почему… Что?
Он опять усмехнулся сухим, невеселым смешком.
— Я… я ничего не понимаю, — прошептала Эва.
— Похоже, красавица, вам теперь каюк, — проговорил незнакомец. — Занавес для вас вот-вот опустится.
С эркера донесся какой-то глухой, еле слышный шорох, от которого они оба похолодели. Эва ощутила, как у нее от ужаса поднялись дыбом волосы. Это был булькающий звук, слабый и кошмарный булькающий звук, но его издавал… живой человек.
— О господи! — прошептала Эва. — Она… она…
Не успела девушка сдвинуться с места, как загорелый молодой человек опередил ее и опустился на колени у эркера.
Глаза Карен были открыты и так неотступно и внимательно глядели на Эву, что та невольно прикрыла веки. Но снова подняла их, потому что из перерезанного горла по-прежнему слышался булькающий звук, хотя бескровные губы Карен не шевелились.
— Мисс Лейт, кто вас зарезал? — хрипло спросил незнакомец, но не закончил фразу. Свет в глазах Карен померк, а ее пересохший рот покрылся сгустками кровавой пены. Эва поспешно отвернулась, у нее самой чуть не оборвалось дыхание.