Дверь в никуда
Шрифт:
– Как красиво! – воскликнул Том.
У Энни на глазах выступали слезы, поэтому она просто кивнула, обняла сына свободной рукой и привлекла его к себе.
– Да, – прошептала она, – город просто прекрасен.
Так они сидели в качающейся лодочке и смотрели на Лондон. В эту секунду покоя Энни вдруг поняла, что любит своих детей больше, чем когда-либо. А потом колесо вздрогнуло и начало двигаться вновь, опуская их на землю.
И вот уже они стоят в тени колеса.
– Ну, куда теперь, мама?
Энни достала свой кошелек,
– Вот смотрите, мы истратили все деньги. На последние деньги я куплю вам по воздушному шарику, хотите?
Сыновья по очереди залезли в кошелек, желая лично убедиться в горькой правде слов матери. Да, наступало время для того, чтобы потратить последний пенни, а потом отправляться домой. Том и Бенджи вздохнули разом огорченные и удовлетворенные проведенным днем. По дороге назад мать купила им по воздушному шарику серебристо-красного цвета с портретами героев мультсериалов. Тому достался супермен, а Бен выбрал утенка Дональда. А потом они спустились вниз с холма, оставляя позади себя ярмарочные краски и карнавальное веселье. В машине Том повернулся к матери:
– Здорово было, – сказал он, – думаю, что ни у кого нет мамы, которая, как бы, выдержала бы все это. Ну, не знаю, может и есть. Только они не смогут так… так… радоваться, как ты!
– О, да! День прошел чудесно! – улыбнулась Энни. – Спасибо вам, мои хорошие.
А Бенджи в порыве любви и благодарности просто уткнулся своим раскрасневшимся личиком в материнскую шею.
Энни включила зажигание и направила автомобиль на дорогу к дому. Там их ждал Мартин, а ее домашние заботы и боль… от того, что рядом нет Стива.
Вскоре после этой прогулки с детьми доктор, лечивший Тибби, отозвал Энни в сторону.
– Если вы собирались вызывать вашего брата, чтобы он приехал повидаться с матерью, то полагаю, что это надо сделать по возможности скорее.
Брат Энни, Филипп, работал инженером на Ближнем Востоке. Энни с отцом тут же позвонили ему.
– Я приеду через пару дней, – ответил он. Тибби лежала в окружении цветов, которые ей принесла из сада Энни.
– Должно быть в этом году будет красиво, – сказала она, когда дочь ставила розы на стол и подливала воды в кувшины.
Энни села у кровати, глядя на прозрачное лицо матери. Тибби теперь обычно бодрствовала, но разговаривала редко. А когда говорила, то в основном о мелочах: о докторах, пациентах, о еде, которую ей приносили, и которую она не могла съесть. Она даже о внуках больше не заговаривала. Энни понимала, что мир матери сжался до размеров ее больничной палаты. Старой женщине немалого труда стоило сохранять достоинство и спокойствие в таком положении. Разговоры о болезни Тибби упорно обходила, а персонал хопсиса делал все возможное, чтобы уменьшить ее боли. Тибби больше не говорила о выздоровлении, но и никогда не позволяла себе думать о скорой смерти…
Энни потянулась к руке матери и взяла ее в свои ладони. Рука была сухой и легкой, как мертвый листок. Сидя в этой украшенной цветами комнате, Энни осознала, что не хочет, чтобы мать умерла так и не узнав правду. Может, узнав обо всем, она скажет своей дочери:
«Все в порядке, я знаю, что со мной, и смогу это вытерпеть. Сможешь и ты.»
«Я совсем, как Том и Бенджи, – думала Энни. – Хочу, чтобы мать меня подбадривала даже сейчас, когда, она умирает».
Любовь, обязанности… все переплетается снова и снова.
Энни подняла глаза и увидела, что Тибби смотрит на нее. Ее взгляд был чистым, требовательным, исполненным материнской доброты и понимания. И Энни решилась: «Сейчас!»
Но в этот момент Тибби откинулась на подушки.
– Я устала, – сказала она, – я, пожалуй, посплю, дочка.
Энни встала, склонилась над ней, поцеловала мать в щеку.
– Завтра утром я приду в это же время, – пообещала она, как всегда.
Филипп прилетел через тридцать шесть часов. Энни встретила брата в Хитроу и повезла прямо в хоспис.
– Никто не знает, сколько ей осталось, – сказала она. – Я рада, что ты приехал, Фил.
Управляя машиной, она посмотрела украдкой на брата. Филипп был, как и она светловолосым, но уже начал лысеть, а его кожа покраснела под лучами солнца. Выглядел он так, как и должен был выглядеть преуспевающий инженер, который только что вернулся из далекой страны. Энни с братом никогда не были особенно близки, даже в детстве. Филипп всегда был энергичным, деятельным малым с реальным, практичным подходом к жизни, одним словом, – сын своего отца. Энни, мечтательная и спокойная, больше тянулась к матери, с которой она была так похожа, что они на всю жизнь стали настоящими друзьями.
Но сейчас Энни была рада, что брат приехал, и она с ним увидалась. Ей казалось, что часть ее волнений и тревог теперь переляжет на его плечи, семья все-таки всегда объединяет.
Когда машина остановилась у светофора, Фил положил руку на плечо сестры.
– Извини, что не приезжал. У тебя все в порядке, Энни? Я бы не сказал, что ты сама выглядишь абсолютно здоровой.
– Спасибо, у меня все в порядке.
Автомобиль снова тронулся с места.
– А как бы ты смог приехать? Да и чем бы тут помог?
– Тебе в этом году крепко досталось? – Энни, не отрываясь, смотрела на дорогу.
– Да, по-всякому бывало… То лучше, то хуже. – Больше говорить было не о чем, хотя он и смотрел вопросительно и сочувствием. Но что она могла сказать этому упитанному краснолицему мужчине, так внезапно появившемуся из неизвестного ей мира, пусть даже он и ее родной брат.
Они подъехали к хоспису и поднялись прямо в комнату Тибби. Джим, сидевший у ее кровати, встал и обнял сына. Тибби открыла глаза.
– Привет, мама, – сказал Филипп, – вот, дали отпуск. Так, что я приехал.