Дверь внитуда
Шрифт:
Мобильник поперхнулся.
— Геля, какой феникс и порталы? Разыгрываешь? — В голосе брата была растерянная и одновременно подозрительная оторопь.
— Ой, — выдохнула я, не понимая, как он мог меня услышать. Ведь закон игнорирования обычно действовал превосходно.
— Ты не ойкай, объясняй давай! — сурово потребовал старшенький.
Я растерялась. Объяснить все и сразу в двух словах было нереальной задачей, соврать брату, чуявшему ложь, как ищейка тухлую колбасу, — невозможно, а увильнуть от ответа упрямцу тоже не получилось бы. И я приняла решение:
— Стась, я тебе все-все расскажу, только не сейчас, попозже.
— Геля, у тебя неприятности? — настороженно уточнил брат.
— Нет, я в безопасности, честно, я все объясню, даже сегодня,
— Странно все это, что-то ты темнишь, сеструха. Хорошо, жду до вечера, — неохотно сдался брат и пригрозил напоследок: — Но если что, прилечу завтрашним рейсом.
Мы попрощались, и Конрад с усмешкой резюмировал:
— Вот тебе и сокрушение законов, Лучик. Да? А я-то думал, Анна, сегодня с утра мои клыки углядевшая, исключение. Ошибся…
— И что твоя берегиня?
— Уходила довольная тем, что ее стряпня вампиру нравится, — с намеком на веселье проронил Конрад.
— Выходит, какая-то часть людей, если не все люди, смогут видеть и слышать прежде для них закрытое и запретное. Думаешь, теперь пожаров и торнадо ждать следует? — мрачно уточнил кайст, сцапав меня в объятия и крепко прижимая к груди с самым грозным видом, будто заранее обещавшим, что никакая беда меня не коснется.
— Не знаю. — Конрад потер мочку заостренного уха. — Но интересно другое: Лучика назвали смотрителем.
— Я… я, наверное, могу попытаться что-то объяснить, — объявила я задумчивым мужчинам. — Мне сон сегодня очень странный привиделся.
— Ну-ка, ну-ка! Как прямая фигурантка пророчества, ты должна понимать больше, — мгновенно оживился вампир и с видом маньяка-ученого, сделавшим бы честь любому кандидату на титул Доктора Зло, потащил нас в гостиную препарировать сон.
Я села поудобнее и постаралась, как могла, корявыми, не предназначенными для этого словами описать все ощущения Я-мира. Палитра выходила скудной, словно картину импрессиониста перерисовывать простым карандашом, я запиналась, но жадное ожидание в глазах кайста и Конрада не позволяло молчать, приходилось выталкивать очередную порцию черствых, как забытый на неделю хлеб, слов. Я говорила, а когда закончила описание не своего бытия, стало легче, оставалось объяснить самое сложное, самое главное и самое простое одновременно: то, что я поняла под конец сна — не сна.
— Не знаю, правильно ли то, что я поняла, или мне только показалось это правильным… — начала я.
— Лучик, не оправдывайся, говори, — настойчиво поторопил меня Конрад.
— Весь сон был историей мира, начавшего осознавать себя как разумное создание. По-другому, конечно, разумное, не как мы. Развитие техники каким-то образом причиняло ему неудобство, боль, убивало что-то ценное. Он инстинктивно начал искать выход и нашел его в людских мечтах о сказках. Те, кто мечтает, пишет или читает и фантазирует, — стали спасительными огоньками, согревающими мир. Он каким-то образом научился подпитывать их. Но ему все равно было тесно и душно. А потом отыскал еще один способ не только сохранить… э-э-э, душу и преумножить силу. Мир смог определить точки открытия порталов в другие миры, нащупал контуры, называемые у нас Кубом Метатрона. Они стали окнами, через которые лилась свободная магия, они притягивали нужных людей, усиливающих течение. Магия, своя у каждого мира, в который распахивалась дверь и откуда приходили ее носители, — стала свежим воздухом для разумной Земли. Те, кто приходил как гость, добровольно оставляли частицы магии привратникам. Замечали происходящее лишь те, кто тоже мог дышать этим «ветром» и быть его частицами. Но мало-помалу магия нашего мира стала преумножаться и за счет приходящих гостей, и за счет творцов-сочинителей. Со временем сила перестала быть заемной, Земля начала не только дышать, создавать магию, но и сохранять, обмениваться ею с иными мирами. Сети узлов-порталов с привратниками, которые и сами, а не только место, в чем-то узлы, хватило! Сейчас мы стоим у Рубикона. Ветра — возможность обмена силой с другими мирами, и огня — способности создавать магию, помноженной на веру в нее, у Земли накопилось почти достаточно для того, чтобы волшебство стало реальностью и перестало быть тайной для избранных. Я ничего особенного среди привратников не представляю. Просто стала последним узелком в этом кубическом макраме, завязанном из подходящего для мира материала. Потому и порталы у меня так часто открываются, и дверь ВНИТУДА буквально нараспашку стоит, потому и эмигрантов такой плотный поток идет. А смотрителем, возможно, меня поименовали лишь потому, что я первая, оказавшись в нужном месте в нужное время, смогла все это осознать, увидеть, почувствовать.
— Так вот о чем были пророчества… — раздумчиво протянул Конрад.
— Да, похоже, именно из-за этого Громов, вообразивший, что привратники чуть ли не черные ангелы Армагеддона, а я их предводитель, и пытался меня убить, — печально согласилась я. — Из-за одного безумца сколько людей пострадало и даже погибло!
— И что будет теперь? — вслух задумался Саргейден.
— Как что? — Я нарочито непонимающе захлопала ресницами. — А кто жениться обещал?
— Раз обещал, женится! — расхохотался вампир.
А ЛСД, подтверждая вчерашнее обещание, крепко-крепко меня поцеловал.
Как-то резко помолодев лет на триста, клыкастый родственник протянул с явственным томным предвкушением:
— Чудеса будут, весело будет, Лучик! Опасно, конечно, но весело!!! Просыпающаяся магия мира, раскрывающегося навстречу другим, — это великое чудо. Нам выпало быть соучастниками и свидетелями! А кое-кому, — Конрад мне подмигнул, — еще и смотрителем.
«Ну и пусть все меняется, пусть крылья растут, а гости по квартире как у себя дома шастают, открывая двери из НИОТКУДА куда-то ВНИТУДА, главное-то останется неизменным: я влюбилась, и меня полюбили! Ох, как бы еще это старшему братику объяснить?..»
От тягостной мысли отвлек очередной поцелуй и зачесавшаяся спина. Кажется, опять начинали резаться крылья.
ЭПИЛОГ
Мы со Стаськой сидели в полутемной — не потому, что лампы внезапно перегорели, а просто так, для романтики — городской кафешке. Уголок заняли поукромнее и подальше от входа, чтобы никто из случайных знакомых ненароком не заметил братца и не пристал с восторженными возгласами из серии: «Надолго ли к нам? Какими судьбами? Давай выпьем за встречу!»
Ответ насчет телепортации знакомые теперь могли и услышать, и тогда пропала бы надежда спокойно поговорить с братом. Нам повезло, молоденький официант в лицо никого из нас не знал и заботился только о том, чтобы получить побольше чаевых, поэтому обслуживал любезно и ненавязчиво.
Горячее и салаты Стаська переваривал одновременно с фантастическим фактом своего переноса из Владивостока в родной город. Три морщины на лбу показывали — думал серьезно. Жевал и осмысливал реалии нереального брат тщательно, а потом, взявшись за мороженое, попросил:
— Ну рассказывай, Гелька!
И, ковыряя ложечкой подтаявшее мороженое с лимонным соком, я как могла обстоятельно и в подробностях пересказала ему все, что стряслось со мной за без малого неделю с момента попадания шарика молнии в лоб. Закончила случившимся поутру озарением о сути происходящего с миром и вестью о смене руководства «Перекрестка».
Между прочим, самым подходящим кандидатом в начальники оказался Ледников. Его очень дружно выдвинули коллеги-кураторы, поддержали другие сотрудники и утвердили в новой должности еще до обеда. Профессионализм Саргейдена коллеги-мазохисты почему-то сочли достаточной компенсацией сурового характера и едкого сарказма. Моим официальным куратором назначили Конрада. А неофициально, думаю, в предстоящей дикой круговерти дней в моей жизни по-прежнему будет хватать и ЛСД, и вампира. Переезжать с квартиры ни бывший, ни настоящий куратор никуда не собирались.