Дверь
Шрифт:
– Трудно поверить во все это.
– Спорить и доказывать не буду, слишком устала...
– Ты не поняла. Кто-то когда-то изрек: "Есть истории настолько странные, что в них трудно поверить. Но нет историй настолько странных, чтобы они не могли произойти". Конечно, я верю тебе... Но что же нам теперь делать?
– Не знаю, - обреченно произнесла Марина.
– Я боюсь. Они могут явиться сюда.
– Не думаю.
– Почему?
– Потому что им нужна рукопись, так? Если бы они знали, что профессор отдал её мне, пришли бы за ней сразу, нет?
– Наверное, да... Но они ведь
– Гм...
– Игорь задумался.
– Может быть, мы с тобой неверно интерпретируем события. Кто знает... С нашей точки зрения это выглядит так, а в действительности, возможно, совсем иначе... У нас слишком мало данных.
– Игорь, труп с пулей в голове одинаково выглядит с любой точки зрения.
– Не согласен. Это могла быть инсценировка... Ты хоть дотрагивалась до этого трупа? Нет, конечно. Но если убийство и настоящее, нам неизвестны истоки, а это важнее всего. Но гадать тут, увы, бесполезно...
– А как к тебе попала рукопись? Конкретно, как?
Зимин вытряхнул сигарету из пачки и стал рассеянно вертеть её в руках.
– Профессор приехал поздно вечером, да что там - ночь уже была... Очень взволнованный, даже какой-то потерянный... Мы беседовали почти до утра. Он долго рассказывал мне о рукописи, о том, какое исключительное значение она может иметь, если его выводы подтвердятся. Мы вместе читали его записи, смотрели компьютерные дискеты... Перед уходом профессор попросил меня оставить рукопись и прочее у себя и никому не говорить о ней, пока он что-то не проверит и не позвонит мне...
– Что он хотел проверить?
– Не знаю. Эта часть разговора была скомкана, мы оба очень устали.
– А как по-твоему, почему он отдал рукопись именно тебе?
– Ну, тогда это у меня не вызвало вопросов. Любимый ученик и все такое. Теперь-то я думаю иначе... Дело, видимо, в том, что меня долго не было в России, и если бы кто-то захотел проследить контакты профессора, до меня очередь дошла бы не скоро.
– Значит, он кого-то боялся?
– Боялся?
– Игорь наконец закурил, швырнул зажигалку на стол.
– Может быть... Но если боялся, то не в том смысле, в каком обычый человек опасается чего-то или кого-то. Ведь если бы открытие состоялось, оно по-своему перевернуло бы мир. Наверное, профессор имел какие-то основания остерегаться того, что рукопись попадет к недобросовестным людям, которые используют её если не во зло, то ради дешевых сенсаций... Сам же он - ну, ты знаешь, каким он был. Не поспешить, не ошибиться...
– Игорь, я хочу видеть его записи. Если чего-то не пойму, ты мне растолкуешь.
– Но он просил...
– Отца больше нет.
– перебила Марина.
– И я должна знать... Это может подсказать нам выход.
– Хорошо, - сдался Зимин.
– Я покажу, и мы все обсудим. Только не представляю, как черновики исследователя помогут нам разобраться с твоими бандитами. Ох... Будь мы в Лондоне, я попросту позвонил бы в полицию. Но с нашими властями свяжешься - или тебя тем же бандитам сдадут, или в дурдом определят. А то и за решетку, как в анекдоте: "За что?" - "Было бы за что, вообще убили бы..."
Марина вяло улыбнулась.
– Прости, что втравила тебя в это...
– Ну, что ты...
– Игорь взял её ладони в свои.
– Напротив. Если бы не ты, я бы ничего не знал, и они могли бы легко добраться до меня. А теперь я предупрежден, и нас двое... Возьми-ка нас!
– Не храбрись, - Марина нахмурила брови.
– Двое, говоришь? Да, только двое. И деваться нам некуда, сидим тут, как в западне... У тебя вроде дача была?
– А что толку? Если они нас высчитают, одинаково накроют что на даче, что здесь, что у знакомых.
– Но мы обязаны хоть что-то придумать!
– Спокойствие, как говорил Карлсон... Обязаны, и придумаем... Но вот в данный момент мне больше всего хочется придумать поесть. А тебе?
– Ой... Надо бы, да полезет ли кусок в горло...
– Полезет, - заверил Игорь.
– А на сытый желудок и мозги лучше работают... Пошли на кухню.
21.
Стивен Брент очнулся в кромешной тьме. Он лежал навзничь; твердый пол под ним подпрыгивал и вибрировал, и где-то близко назойливо и беспрерывно тянулось унылое механическое гудение. Первым (и вполне справедливым) умозаключением Брента было то, что его везут в закрытом фургоне. Второй мысли, столь же бесспорной, вообще-то полагалось быть первой: он жив.
Головная боль и тошнота неважно способствовали возвращению памяти. Брент хотел было ощупать себя, похлопать по щекам, но руки не повиновались ему. Причина выяснилась быстро - стальные браслеты, скованные тонкой цепью. Все же он сумел залезть в карман, где лежали таблетки мощного стимулятора, и проглотил три штуки.
Ноги были свободны, и Брент сумел подняться - почти подвиг в его состоянии, в качающемся фургоне. Трясло так, что Брент не сомневался: машина движется по бездорожью. Он провел ладонями по холодной гладкой стене в надежде наткнуться на запертое окошко, которое можно попытаться отпереть, но тут фургон резко подскочил. Брент не удержался на ногах, упал и сильно ударился головой. Этот урок заставил его переключиться с физической деятельности на умственную.
Итак, Уильям Д. Тейлор выстрелил в него, и промахнуться практически в упор не мог. Однако Брент был убежден, что не получил огнестрельного ранения. Видимо, в пистолете Тейлора помещался заряд наподобие тех, какими усыпляют животных в саванне, чтобы доставить их в зоопарк... Но в какой зоопарк везут редкостный экземпляр по имени Стивен Брент? Даже по времени ничего нельзя предположить; неизвестно, долго ли Брент провалялся без сознания. Может быть, целые сутки или дольше - и не исключено, что он не сразу попал в фургон. Да того его могли везти, скажем, в самолете...
Не то от бесплодных размышлений, не то от удара голова разболелась не на шутку, и перед глазами Брента поплыли красные круги. Только не хватает сейчас снова отключиться... Брент рванулся и сел на полу. В этот момент гул мотора стал глуше, натужнее, и через минуту затих совсем. Приехали, подумал Брент. Да вот куда?
Хлопнула автомобильная дверца, затем раздался металлический скрежет, и в стене темницы Брента образовался прямоугольный проем, в котором на фоне густо-синего неба чернел силуэт человека.