Двести веков сомнений
Шрифт:
— Бабка? — удивилась Кинисс. — Супруга… Тенгавера?
— Тенгавера, — кивнул Д. — Он же Ользан из Меорна. После этого он… отошёл от дел. Надолго. И каждый год, в среднее полнолуние… уходил куда-то. Вечером. Утром… всегда возвращался.
Молчание длилось долго.
— Сегодня — среднее полнолуние, — тихо произнесла Кинисс. — Куда, по-твоему, он может отправиться?
— Не помню, — глаза Д. недобро сверкнули. — Зачем ты заставляешь вспоминать всё это?! — он почти кричал.
— Я не знаю о нём почти ничего, — спокойно ответила Кинисс
— Легко сказать, — проворчал Д., откидываясь прямо в траву.
Белка следила за ними из дупла, шевеля усами, но подбежать так и не решилась.
От человека пахло страхом.
Клеммен
Чем ближе был квадратный пруд, тем больше подробностей открывалось взору. Во-первых — четыре тёмных прохода. Они проходили через середины сторон, сквозь лестницы, и ни капли света не просачивалось из них.
Шорох текущих листьев заглушал почти все остальные звуки.
Клеммен спрыгнул в один из углов и… едва не упал.
Под ногами не было твёрдой опоры!
И всё же сворачивающиеся в крохотные вихри, ускользающие куда-то вглубь листья держали его — словно он был пробкой, брошенной в воду. Стоять было неудобно, но проверять, сможет ли он «всплыть», если потеряет равновесие, не хотелось.
Что скрывается там, в глубине?
Листья двигались, словно кусочки овощей в огромном кипящем котле. Человек проваливался в них чуть глубже щиколоток, и идти было не очень-то приятно — словно ступаешь по зыбкому облаку. Того и гляди, провалишься!
Убежать быстро не получится, подумал Клеммен, и ему сразу же стало неуютно. Верхняя кромка этой гигантской арены была едва видна. Сколько потребуется времени, чтобы вскарабкаться туда?
Наверное, много.
Ещё один шаг.
Заглянем за край прохода… как страшно, надо же! В жизни так не боялся. Никого. Только слабо тянет холодным воздухом. Клеммен облегчённо вздохнул. Ещё шаг… самое главное — постоянно держать в поле зрения всё, что только можно. И этот шум… Что-то здесь не так.
Движение справа.
Показалось?
Клеммен чуть попятился, чтобы заглянуть как можно глубже в проход, где ему померещилось движение.
Да, несомненно, кто-то движется.
Навстречу ему.
Заметны только очертания… и то лишь отчасти. Что зажато в руке этого человека?
Меч? Кинжал?
Клеммен попятился… и в этот миг на ступенях вокруг него возникли зрители. И разразились воплями восторга.
Все невысокого роста, все одеты в красное… Хотя лица их немного отличались, Клеммен успел заметить, что зрачки обращённых на него ожидающих глаз имеют форму полумесяца.
Ещё шаг. Человек вышел, глядя в сторону Клеммена. Такого же роста, но тьма скрывает очертания лица, а одежда, которую развевает ветер — фигуру. Не понять. Но в правой руке зажато оружие.
Клеммен долго стоял, слушая свист и презрительные крики и ощущая на себе внимательный взгляд.
— Послушайте, — обратился он к незнакомцу. — Это какое-то недоразумение. Я вовсе…
Замахнувшись кинжалом, человек кинулся на него.
Спасло меня то, что под ногами была всё-таки не твёрдая и надёжная опора, а податливая и неудобная трясина.
Удар, который должен был перерезать мне горло, пришёлся вскользь по щеке. Я отшатнулся (тело само двигалось, решив не полагаться на скованный разум) и обнаружил, что и у меня в руке зажат кинжал.
Чёрный такой… с золотистым рисунком вниз по клинку. Особенно разглядывать было некогда. Человек, слегка присев, был готов прыгнуть вновь. Реакция и скорость его были потрясающими. Это что же — представление для Радуги? Я не сомневался, что все эти зрители — одна личность.
Некогда думать! Я присел, уклоняясь от колющего удара, и толкнул противника в грудь, одновременно делая подсечку.
Он взмахнул руками и исчез в груде листьев.
Я мог бы, наверное, броситься следом и покончить со всем этим, но не мог! Мне незачем было убивать этого человека, не за что! Что могло быть хуже подобного убийства?
Человек поднимался из обтекающих его листьев.
Надо обезоружить его. Тогда, может быть, удастся перекинуться хотя бы парой слов.
Первая попытка обезоружить не удалась. Я отделался ещё одним порезом. Проклятие! Долго мне так не выстоять!
Когда противник (дрался он молча) вновь бросился, я поймал его за руку, вывернул её и бросил его через бедро. Это должно было причинить ужасную боль… но противник не издал ни звука. И не выронил оружия! Вот тут мне стало по-настоящему страшно.
Едва только он вновь стал подниматься на ноги, как я сбил его (окунуться в «кипящие» листья оказалось куда меньшим развлечением, чем я мог предположить), и, вцепившись в руку с кинжалом, приставил остриё своего к его горлу.
Тут словно включили свет — я увидел лицо противника.
Не отводя взгляда горящих пурпурным огнём глаз, со мной молча и бешено боролась Андариалл Кавеллин анс Теренна.
— Нет! — крикнул Клеммен и отскочил в сторону. Андариалл — или кто бы это ни был — поднялась на ноги, словно боль ей была неведома. Не сводя взгляда, она медленно надвигалась. Краем уха Клеммен слышал издевательский хохот, оскорбления, свист. Что-то пролетело мимо уха, слегка оцарапав его.
— Нет, — шепнул он вновь, не в силах поднять кинжал.
Андариалл сделала ещё один шаг.
— Не стану, — и Клеммен отшвырнул кинжал в сторону.
Андариалл замерла на миг… потом сделала движение, словно намереваясь обнять его — и Клеммен успел ещё заметить, как пылающее серебристое лезвие входит в его грудь.
…Я очнулся, словно от толчка. Нет, словно пробудился от кошмарного сна. От сна, в котором мною успели-таки пообедать.
Кто-то хлопал в ладоши. Всего один зритель. Я прижимал ладонь к груди, в которой ещё что-то ныло, но сомнений не было — я жив!