Двести веков сомнений
Шрифт:
Объектом съёмки был Клеммен.
Вот он входит в круг валунов, окружающий Камень Меорна… Подходит к Камню, обходит его. Всё нормально… но кто, будь оно всё проклято, мог сделать запись?! Ведь все записывающие кристаллы Клеммена не обнаружили слежки! Д. почувствовал, что вовсе не контролирует ситуацию, как прежде казалось.
Что он — не один из кукловодов, умело управляющих марионетками, а одна из марионеток. Кто дёргает за незримые нити, ведущие к его рукам, ногам и рассудку?
Запись не была непрерывной. Общая её длина не превышала получаса. Ассистенты попались
Было отчётливо видно, что время от времени — в особенности, когда Клеммен о чём-то задумывался — он «выпадал» из мировых линий. Этого не могло быть: от сидящего на валуне человека оставалось только «низшее», физическое изображение. Остальные два аспекта растворялись и тени окружающего мира, спроецированные на средний и высший аспект, некоторое время шли рябью. Словно Клеммен «тонул» в высших аспектах, пропадал бесследно… чтобы вновь проявиться.
— Этого не может быть, — произнёс Д. вслух. — Ты видела что-либо подобное?
— Никогда, — Кинисс отвечала совершенно искренне.
— Вот что, — Д. резко повернулся. Гнев его успел пройти, хотя холодные искорки всё ещё поблескивали в глубине глаз. — Если я попрошу тебя провести наблюдение за мировыми линиями трёх наших…
Он поднял руку, пресекая возражение, готовое сорваться с уст Кинисс.
— … и сообщить, было ли там что-нибудь подобное… ты смогла бы это сделать? Для меня?
— Да, — ответила хансса после долгого раздумья. Да, могла бы. В нарушение одного из запретов. Но как объяснить Д., что ей не удастся даже примерно разъяснить ему, во что он впутывает их всех… не нарушая очередного запрета? Не сносить ей головы, это точно. И очень скоро. А Д. обижается… знал бы он…
— Я не собираюсь следить за процессом записи. Сама запись мне не нужна, — насмешка послышалась Кинисс в его голосе. Д. в глубине души действительно оставался ребёнком, некоторые вещи прощал с большим трудом. — Мне нужно только знать, происходит ли подобное с ними.
— Хорошо, — Кинисс чуть наклонила голову. — Я постараюсь. Но знай: меня за это ждут неприятности.
Д. поднялся, некоторое время смотрел на носки своих ботинок.
— Я погорячился, — произнёс он сухо. — Мне не следовало повышать на тебя голос. Но… — не окончив, он сердито помотал головой и протянул Кинисс руку ладонью вверх.
Сухая прохладная ладонь хансса прикоснулась к его ладони.
Если это был и не мир, то, по крайней мере, перемирие.
— А за мальчишкой я прослежу сам, — произнёс Д., когда Кинисс вышла из комнаты. Он посмотрел на часы. Через полчаса Клеммен должен появиться с отчётом. Вот и отлично.
Венллен, Лето 60, 435 Д., 20-й час
— Это всё, на что ты там наткнулся? — спросил Д. и Клеммен солгал, не моргнув глазом.
— Да.
Впрочем, солгал ли? Ведь на тетрадь он не «наткнулся»… он вскрывал тайник целенаправленно.
Д. либо не заметил фальши, либо не подал вида.
— Хорошо. Следовало бы объявить тебе взыскание за самодеятельность… — он поднялся, скрывая в бороде улыбку. Прекрасно зная, какое выражение появилось сейчас на лице у Клеммена.
— Кстати, что ты носишь на шее? — спросил Д. неожиданно, поворачиваясь к ученику. На записи мировых линий казалось, что на шее Клеммен что-то висит. Что-то неучтённое. Ох уж эта молодость…
Юноша не успел ни испугаться, ни изменить выражение лица. Руки его действовали быстрее, чем голова. Он пожал плечами, расстегнул несколько верхних пуговиц. Ох, что сейчас будет…
Д. некоторое время смотрел на шею, на которой ничего не было. Ни предметов, ни следов от цепочки или верёвки, пожал плечами.
— Извини, — бросил он, усаживаясь за стол. — Показалось. — Ему стало неловко. Словно его только что застали за подглядыванием в замочную скважину.
Клеммену с трудом удалось скрыть выражение изумления. Д. не видел амулета! Вот он, треугольник — золотой стороной вниз, как обычно. Что, не все его видят?!
— Продолжим, — Д. поднял взгляд; Клеммен успел вернуть самообладание. — Итак, ты нашёл этот обрывок…
Он положил перед собой «реликвию» номер одиннадцать — обрывок ткани, возможно, от верхней одежды, накидки или плаща — и продолжил усердно скрипеть пером.
Записи следовало вести чернилами. Притом не всякими. Это было утомительно, смешно, но инструкция есть инструкция!
8. Тень орла
Академия, остров Тишартц, Лето 62, 435 Д., утро
— Древние языки, значит, — Киент, пожилой языковед (на вид ему лет пятьдесят), в очередной раз пролистал тетрадь. — Увы, я не могу разобрать этого. Одно скажу — этому «памятнику старины» от силы три столетия.
— Как это? — опешил Клеммен.
— Очень просто, — языковед снисходительно улыбнулся. — Вот, смотрите… Знаете, каким алфавитом это написано? Южным Морским… не важно, что именно им написано; важно, что этому алфавиту не более трёхсот лет.
— Точно? — в голосе юноши звучало плохо скрытое разочарование.
— Точно, — языковед откинулся на спинку кресла. — Я сталкивался с подобными письменами, правда, редко.
— Но тетрадь?
— Да, с тетрадью странно, — согласился Киент, приложив пальцы левой ладони к губам. — Тетрадь гораздо древнее. По всему видно. Бумага, нить, которой сшита. Не исключаю, что этот текст — вероятно, шифр, поскольку ни одно слово не кажется осмысленным — нанесён поверх гораздо более древнего, оригинального. Если хотите, можете оставить тетрадь для анализа. Это займёт несколько часов.
— В другой раз, — Клеммен поднялся. — А… эти слова точно не имеют смысла?
— Точно, — Киент кивнул. — Можете подойти к нашему декану — там, дальше по коридору — и показать тетрадь ему. Он у нас специалист по тайнописи и подобным вещам.
— Это идея, — юноша заметно оживился. — Ещё раз спасибо.
— Не за что, — благосклонно улыбнулся языковед. Как предупредили Клеммена, старик вспыльчив, но становится самой вежливостью, если его почаще благодарить. — Кстати, откуда у вас этот… м-м-м… предмет?