Шрифт:
Студенты
Прежде чем перейти к рассказу о событиях, случившихся в Академии после бегства ректора Артемьева, я хочу сказать несколько слов.
В первой части книги я рассказывал большей частью о студентах. Во второй – о преподавателях.
В третьей, которая начнется после этой главы, речь пойдет о тех, и о других – потому что Академия начнет, наконец, работать как нормальный вуз, а нормальный вуз – это неразъемный сплав студентов с преподавателями.
Но я себя поймал вот на чем – увлекшись биографиями конкретных
Исправляюсь и сразу предупреждаю, что для разговора на эту тему у меня есть другая фотография.
У историков Московской горной академии имеется одно бесценное сокровище – групповой снимок студентов МГА, сделанный зимой 1921-22 годов. Огромная фотография, запечатлевшая множество людей: насколько я понимаю, сфотографировали всех студентов, кто тем зимним утром находился в академии. Я вам ее уже показывал в самом начале – вот она.
На Земле уже не осталось никого, кто мог бы опознать людей на этой фотографии – пусть не всех, но хотя бы большую часть. Поэтому запечатленные на ней молодые люди навсегда останутся безымянными.
Точно так же, как навсегда бесфамильным останется студенчество Московской горной академии. Фамилии и судьбы преподавателей я за два года работы над этой книгой худо-бедно восстановил – кого смог, конечно. Примерно половину, если честно, остальных время успело стереть.
А за студентов я даже не брался, прекрасно понимая объемы этой работы и непомерность подобной задачи. Как бы я не любил выводить людей из темноты, я не готов потратить на это лет 10 своей жизни.
Поэтому все, что я разрешаю себе – иногда, когда книга не пишется, я увеличиваю фотографию и рассматриваю лица этих двадцатилетних ровесников века. Чаще непохожих, но иногда – очень похожих на своих сегодняшних сверстников, гомонящих сейчас за стенкой моего кабинета в аудиториях и коридорах, ограниченных теми же самыми стенами.
Девушек переодеть и накрасить, с парней снять фуражки и шинели, надеть толстовки и современные куртки – хоть сейчас в аудиторию.
Я всматриваюсь в лица, в каждое отдельно, и гадаю – кто ты? Вот ты, ушастый в кепке справа – какая судьба тебе выпала? А ты, красавица в шарфе? Как обошелся с тобой двадцатый век?
Но, кстати, «ушастый в кепке справа», как я недавно выяснил, по крайней мере, Академию закончил. Я его случайно опознал на другой фотографии. Вот он в первом ряду справа восемь лет спустя, в 1930 году, среди выпускников металлургического факультета МГА. Там же, кстати, и Завенягин – шестой слева во втором ряду.
Но это уже тридцатый год, а мы пока изучаем фотографию из двадцать второго.
Там, на этой многолюдной фотографии – герои моей книги. Где-то в этой толпе – бывший кухаркин сын Ильичев и бывший красный командир Языков, будущий председатель профстудкома Сергей Федоров и будущий комендант общежития Боря Некрасов, который еще даже не женился.
Может быть – они где-то здесь.
Или здесь. Я не настолько хорошо знаю их лица, чтобы угадать.
Ниже ежащейся девушки сидит, похоже, Костя Чепиков, о котором речь впереди, но это опять-таки, только предположение.
Нет, кого-то я, разумеется, опознал. Трудно, например, не опознать Тевосяна после того, как изучил несколько десятков его фотографий. Вот он, в центре, в черной папахе.
А вот Алексей Блохин, как всегда – в очках.
Лисья шуба по соседству навевает подозрения всем, знакомым с историей коммуны, объединившей две комнаты в общежитии, но облаченный в шубу студент ни на кого из жильцов этих комнат не похож.
В общем, опознанных единицы. Практически все молодые люди с фотографии так и останутся для меня неизвестными. По самой простой причине – даже тех, кого я знаю, я знаю только по фамилиям.
И почти никогда – в лицо.
Даже те, кто прожил не самую рядовую жизнь, не всегда могут похвастаться фотографиями в Сети. Где-то здесь, например, студент металлургического факультета Леня Миллер, сменивший в 1926 году Бориса Некрасова на должности коменданта студенческого общежития в Старомонетном переулке.
Миллер закончил МГА в 1929 году, после выпуска работал инженером на Кольчугинском заводе, с первых же дней занялся изобретательством. Один из первых советских разработчиков биметаллов. В начале 1930-х годов, в условиях тотальной нехватки меди в советской промышленности, стал известен как изобретатель способа производства биметаллической (медно-железной) проволоки. Вот что писали о нем центральные газеты:
«Массовое производство биметаллической проволоки для электропроводов начинается в СССР впервые. До сего времени неизвестен был способ приготовления этой проволоки. Способ этот недавно был найден молодым инженером-коммунистом Кольчугинского завода тов. Миллером. Первая партия проволоки (6 тонн) при испытании показала прекрасное качество. Стоимость тонны проволоки – 779 руб.– на 370 руб, дешевле заграничной. Тов. Миллер передал изобретение заводу, а полученную премию передал на культнужды».
С первого дня Великой Отечественной войны Леонид Евгеньевич Миллер – на фронте, был отозван из действующей армии как необходимый в промышленности специалист. После войны, в 1952 году – лауреат Сталинской премии «за разработку и освоение производства металла высокого качества». Награжден орденами Ленина, Трудового Красного знамени, медалями.
Работал в Главцветмете, Госплане и Государственной комиссии по науке и технике СССР. Последнее место работы – главный специалист отдела цветной металлургии Госплана СССР. Персональный пенсионер, скончался в октябре 1984 года на 81 году жизни.