Движ
Шрифт:
Кроме того, случались еще «иконки» красные, аварийные, объявляющие о нештатных ситуациях на производстве или в инфраструктуре городской среды. Инструкция приказывала обращать на них внимание в первую очередь и формировать верхний поток, который уходил бы от сортировщика вертикально вверх.
Также были «иконки» зеленые (поощрения), розовые (личная переписка, бог весть как попавшая в систему) и кремовые для общего оповещения. Их, в сущности, не запрещалось пропускать, большой ошибкой это не считалось. Но можно было и развернуть обратно на перераспределение.
Поток
Часть неправильных «иконок» он, конечно, пропустил, но общий процент сортировки держал не ниже девяносто шести. На три процента выше допустимого предела! Один раз поток погас, и Кирилл, стянув шапочку, сомнамбулой сходил в туалет. Дальше он без остановок работал до того момента, как в голове прозвенел звонок получасового перерыва.
Обед.
Порционное блюдо уже ждало его на столе. В сером подносе из вторичного пластика в специальных выемках исходило парком подогретое желе. Зеленое овощное рагу, розовый мясной гуляш. В запаянном стаканчике подрагивал витаминный сок.
Кирилл привычно уже оглянулся и синхронно с соседями подтянул поднос к себе. Милые лица, усталые улыбки, о, мы — огромный оркестр ложечников. Но некогда, некогда отвлекаться! Пакетик с салфетками влево, ложку — в одну руку, тонкую пластинку хлебца — в другую. Рот уже полон слюны.
— Всем — приятного аппетита.
Плюм. Плям. Вслед за пожеланием из динамиков по всему залу вразнобой упали в подносы ложки.
Красота!
Кирилл начал с овощей, оставляя мясное блюдо на второе. Желе приятно обжигало язык и нёбо, теплом проваливаясь в желудок. Очень скоро в выемке показалось дно, и Кирилл переключился на гуляш. Он фыркнул, подумав вдруг, что если б гуляш был не розовый, а красный, то, возможно, он рефлекторно подбросил бы его вверх. Вот умора, расскажи кому. Последние капли соуса собирались пальцем.
Сок был с трубочкой. Посасывая его, можно было на короткое время расслабиться, поглазеть на потолок, на разметку, на застывших у стен полосатых роботов-разносчиков. Кончится перерыв, и ушлые черно-желтые, как шмели, ребята на колесах заскользят мимо улегшихся в креслах работников, собирая подносы в объемистые мусороприемники. Тихо, незаметно, как всегда.
Допив сок, Кирилл пошевелил плечами, вскинул руки. Рядом с ним, слева и справа, вскинули, расслабляя, развели руки в стороны соседи. Ну, все. Кирилл смял опустевший стаканчик, бросил его на поднос, наскоро вытер рот салфеткой.
Шапочку — на голову, пальцы — на кнопку. Здравствуй, река запросов и сообщений!
После обеда некоторое время Кирилл был не слишком внимателен, опустив процент сортировки до девяносто четырех, но дальше взял себя в руки, прогнал сонливость, сосредоточился и вновь поднял процент до девяносто шести, не давая желтым и голубым «иконкам» шансов проскользнуть мимо себя. Красных «иконок» было совсем немного, что явно означало хороший день.
Струится
Об окончании рабочей смены Кирилл узнал, только когда поток в голове погас. Он стянул шапочку, убрал ее в подголовник. По всему залу поднимались такие же, как он, работники, кто-то потягивался, кто-то нагибался, разминая поясницу, иные уже брели к лифтам. Медленно проклевывались голоса. После хорошо проведенной смены тянет поговорить, восемь часов молчания дают о себе знать. И не важно, знаком тебе собеседник или нет.
Разговоры, правда, все об одном.
— Сегодня отпахал на сортировке, — признался Кирилл крупному мужчине, с которым они плечо в плечо шли по проходу.
Мужчина кивнул.
— Сочувствую, — сказал он. — А я на наладке.
— Меня на наладку не ставят.
— Так профильный навык нужен.
— Технический?
— По видам оборудования. Но там еще зависит от пула наладчиков и объема необходимых работ.
Они остановились в холле, поджидая своей очереди. Вроде бы многолюдно, а не тесно. Все вокруг свои.
— Сегодня запускал авто-фабрику, — поделился с ними стоящий рядом парень, длинноносый, с красноватыми глазами. — Так новые роботы хуже людей, во все ткни, всему обучи, прошивку прокачай.
— И как фабрика? — спросил Кирилл.
— Запустили.
Они помолчали.
— Эх, задавить бы часов дцать, — со вздохом сказал мужчина-наладчик.
С ним многие согласились. Поднявшийся лифт набился коллегами и ушел вниз. Кирилл подвинулся, вставая одним из первых в очереди. Ощущение тяжести копилось в плечах и шее, голову словно набили ватой — ни одной мысли. Кирилл знал, через полчаса-час, уже дома, у него, как и у всех, наступит некое торможение, компенсирующее интенсивную сопряженную деятельность. Мир опрокинется в пустоту без желаний, без движения, без эмоций, и он, подобно многим и многим, застынет там, где его застанет это состояние — в душе, в кровати, в кресле перед телевизором или за столом с желе во рту. Где-то внутри запустится счетчик, и едва слышимые щелчки отмерят необходимый для восстановления срок. Ток-ток-ток. Будто это тикает часовая бомба.
Зато потом… О, потом!
Потом ослепительный свет вспыхнет на внутренней стороне век, и мягкая, ласковая сила заключит Кирилла в объятья, и скажет: «Ты хорошо поработал сегодня, Кирилл. Мир жив, и мы живы. Отдохни».
И он оживет, светлый и умиротворенный, и ляжет в постель, и уснет до утра легким волшебным сном.
— Эй, парень!
Кирилла подтолкнули в спину, и он обнаружил, что барьеры уже откинуты, и лифт подан под посадку.
— Простите, — сказал Кирилл, шагнув на платформу.