Двое из будущего
Шрифт:
– А Ефимовы это где?
– А вон по улице третий дом. Ставеньки у них желтенькие. Недорого продают, между прочим. Уезжать хотят в Варшаву. Странные люди - говорят что евреи, хоть и не похожи.
– Что ж, мы так и сделаем. Если мы с вами не договоримся, то мы сходим и посмотрим их дом. А сейчас скажите, вы продаете свой дом?
Мужик еще раз затянулся папиросой и выпустил дым в потолок.
– Продаю, отчего ж не продать. Ежели в цене сойдемся. У меня жинка полгода назад представилась, так что здесь мне одиноко. За три тышши рублёв продам.
Я поперхнулся - цену мужик загнул космическую. А Мишка, улыбнулся одними уголками губ и приступил к своему любимому занятию - торгу.
Дом был успешно куплен. В результате десятиминутного торга ценник на недвижимость была уронена в два с небольшим раза и теперь уже бывший хозяин, собирал свои манатки и переезжал на съемную квартиру. Собирался "недолго" - всего-то неделю, за это время была как следует оформлена сделка и выброшено на помойку и сожжено в печи
Из Варшавы Мишка с Поповым вернулись усталые, злые, но в целом довольные. Там они не без труда обнаружили мастерскую, что так нагло штамповала наши кнопки и под видом покупателей проникли внутрь. Посмотрели на размах производства и приуныли - поляки клепали кнопки в гораздо больших объемах, нежели мы. И станки у них были, что собирали коробки. Попов, пока мы там были, облизывался на них как голодная собака на сахарную косточку и все пытался понять, как же они работают. Ходил вокруг них, заглядывал в механизм, пока никто не видел и втихаря срисовывал схему в блокнот. Выпытал у рабочих фирму где были сделаны станки и сразу же по приезду в Петербург связался с производителем.
К тому же в течение месяца к нам должны были привезти новый станок для штамповки кнопки и абсолютно новый для производства скрепок. Если с первым проблем у нас не возникло вообще никаких - производитель учел все недоработки и исправил их, то скрепочный станок попил крови у нас изрядно. Он, то ломался, то расстраивался, то скрепка не догибалась до нужного места, то не отлетала после отсечки. Валька Пузо дневал и ночевал под станком, что-то постоянно переделывал, подтачивал напильником, вытачивал на недавно купленном токарном станке и ругался-ругался. Был перепачкан с головы до ног машинным маслом, на черной, как у кочегара морде выделялись лишь белоснежные белки глаз да редкие зубы. Но, он все же был доволен. Как-то вечером, вытирая мазутные руки ветошью, он признался, что интереснее работы у него еще не было и все в целом здорово, одно плохо - помыться, как следует, негде. Я как-то и не придавал раньше этому значения - работа на штампе не из самых грязных, но глядя на чумазого Вальку, понял что ошибался. И пообещал ему устроить душевую. Что и организовал через месяц. Выделил в зоне цеха закуток, огородил его в один слой кирпичом и устроил там небольшую бытовку, душевую с предбанником и помывочной. В бытовке поставил несколько коек, разгороженных занавесками - у нас работало несколько батраков, которые после трудовых будней не уходили домой, а оставались ночевать прямо в цеху на лавках. Выспавшись и перекусив всухомятку, они заново приступали к работе. Бардак, конечно же, и долго так продолжать не может и надо будет с этим что-то делать. Бараки, например, построить для таких работников, или же общежитие. А пока, пусть хоть отдыхают с неким подобием комфорта. Из душа, между прочим, всегда текла горячая вода, что
Дела на личном фронте у моего друга развивались стремительно. Он приглашал мою экономку то в театр, то в ресторан, то просто прогуливался с ней по набережной и болтал разные глупости. Она смущалась, часто краснела от казалось безобидных фраз и отводила глаза в сторону. Но Мишка не унимался - тащил ее на сеанс в синематограф, и она с упоением смотрела короткометражки. Восхищалась страстями на целлулоиде, вздыхала о невероятных поступках героев и боялась наивных ужасов. А Мишка, видя, что ей очень нравиться смотреть движущиеся картинки, открыл ей секрет - в будущем синематограф будет со звуком и в цвете. Она ему не верила, смеялась и называла его обидным словом "утопист". Мишка хорохорился и в красках рассказывал, что может быть в будущем. Рассказал об автомобилях, самолетах, телевидении, о телефонах без провода и прочее, прочее. Она легко с ним соглашалась, задорно смеялась, и, беря его под руку, шла рядом. Об Оленьке, дочке Анны Павловны, Мишка тоже не забывал, покупал ей различные гостинцы, игрушки, часто играл с ней и брал с собой на прогулки. Он был счастлив и я его таким никогда не видел. Я был за него рад.
Попов увлечение своего начальника одобрял и настоятельно советовал своей кузине быть с Михаилом Дмитриевичем поласковее и не отторгать его ухаживания. На что Анна Павловна в достаточно резкой форме осекла его, посоветовав не лезть куда не просят. Она сама женщина разумная и способна без посторонней помощи разобраться в своей личной жизни. Попов, знавший характер своей кузины поболе нашего, безропотно поднял руки вверх и более опрометчивых советов ей не давал.
Как-то днем, когда Мишка пришел ко мне домой после очередной раздачи люлей своим ремонтникам и, потребовав в категоричной форме горячего чая с лимоном и с баранками, сказал:
– Я тут, Вась, подумал крепко о нашем с тобой давнем разговоре....
– Это, о каком?
– спросил я, не понимая.
– Что нам делать в дальнейшем, - напомнил он, - уезжать из страны или нет?
– А-а, и что надумал?
Мишка не торопясь налил в чашку кипятка из самовара. Плеснул туда же заварки и бросил следом пару кусков колотого сахара. Потом откинулся на спинку стула и вздохнул.
– Я тут долго думал, сомневался. Я готов был уехать, честно. Готов был бросить эту страну и уехать. В штаты, в Британию, в Швейцарию или еще куда, без разницы. Главное, хотел убежать отсюда, пока не поздно. Я знаю, будущего еще нет, оно еще не определено и до катастрофы еще восемнадцать лет, но все равно, я не хотел здесь оставаться.
– А сейчас? Что изменилось?
– А сейчас, Вася, я не вижу смысла в побеге. Я много думал, вспоминал наш мир, где будущее неизвестно и понял, что здесь, мне все равно где жить - хоть в России, хоть в Штатах. Главное я знаю, что в нашей стране будет катастрофа, по всему миру будут войны, и я понял, что не смогу просто так, вхолостую, прожить свою жизнь. Погибнут миллионы людей, а я, зная это, буду банально просерать эти знания, грея свою задницу в золотом сортире? Знать это и ничего не сделать? Нет, Вась, я так не смогу. Я не прощу потом себя. У меня брат деда под статьей ходил за шпионаж в пользу Британии, и всей родне пришлось от него отказаться. Это нормально? Нет, Вася, я за то, чтобы попытаться изменить этот мир, хоть чуть-чуть, но все же в лучшую сторону.
Он замолчал, уставился невидящим взором в окно, обхватив ладонями горячую чашку с чаем. Не ожидал я от него такой исповеди и потому растерялся. Я и сам подобное думал и сам для себя уже давно все решил.
– Так, значит остаемся здесь?
– спросил я.
– Да, Вася, остаемся. Будем менять страну к лучшему.
– М-да, - почесал я переносицу, - остается только понять что для этой страны лучше.
– То есть?
– Миха, для себя я решил, что главное это не пустить к власти большевиков. А вот помогать ли царю с революцией или нет? Вот вопрос. Может лучше пусть случиться февральская революция, Николай пусть отречется от престола и пусть страной управляет временное правительство. А октябрьскую революцию загнобить на корню, не дать ей развернуться. Что здесь лучше, как думаешь?
Это был вопрос! В нынешнее время в царя все еще верили, ему еще доверяли и любили. Ожидали от него справедливых решений. Еще не было революции пятого года и его кровавого воскресенья, не было попа Гапона и не было повсеместных стачек. До этих событий еще пять лет и только тогда, начнет изменяться отношение простого народа к Императору. Потом будут уступки со стороны царской власти, утвердят нечто подобное конституции и созовут первую, а затем вторую и третью думы. Насколько я помню, дорвавшиеся до власти депутаты - вчерашние крестьяне и рабочие, вместо продуктивной работы принялись подрывать устои государства, разглагольствуя, принижая верховную власть, за что и была дважды распущена. И Николай не считал своим долгом прислушиваться к мнению думцев - он их презирал. А потом наступит первая мировая, которая подорвет экономику страны и вызовет еще одну революцию, с которой власти на этот раз не смогут справиться. Скинув царя, на первый план выйдет Временное правительство во главе с Керенским и оно, как и думцы первого и второго созывов будет скорее ломать прежние устои и принципы, чем строить и созидать новое и тем самым лишь усугублять ситуацию.