Двое
Шрифт:
Когда он корчует леса набегу.
А я воспеваю живую природу,
Воссоединяя любовь и тайгу.
Где мир возрождается песней весенней,
Росою травинка младая блестит…
А кто-то мне в спину: «Таёжный Есенин».
Куда до него мне?! Но, всё-таки, льстит.
ПЕРОМ, НЕ РУЧКОЙ
Мне чудится дубрава, тополь, клён,
Не гонорар в своих размерах конский.
В классические рифмы я влюблен,
Мне
Нас учат почитать больших творцов,
Но Бог един — не сотвори кумира.
Узнав, что я продолжил "грех отцов",
Возможно, что лишат меня мундира.
Неведеньем народа дух томлён.
Слагать стихи пером, не ручкой, волен.
Мой козырь в рукавице был кроплен,
Но покер — не моё, я дюже скромен.
Воспринимая жизнь без прикрас,
Читатель спит, пока писатель пишет.
Пусть дело было шито напоказ,
Полковника, увы, никто не слышит.
По заповедям плотника живу,
И матерьялом служит мне фанера.
Однажды, не во сне, а наяву,
Меня сожрут, как съели парфюмера.
СПОР С СОБОЮ
Я, может быть, сегодня лгу,
На чей-то опираясь опыт.
Но как забыть мне на лугу,
В ночи звучащий этот шепот?
Ведь попытаться убежать
Я не смогу! Пытаюсь снова
Виски ладонями зажать –
Уйти от внутреннего зова.
И словно брежу наяву,
Порою вынужден таиться.
Кричит и рвётся в синеву
Сердечко, раненою птицей.
Но как простить себе разлад
И ссору с некогда любимой?
Той, чей очаг поныне свят.
Как проходить не глядя мимо?
Какой же нужен приговор
Тому, чей зов сильнее чести?
С собою затевая спор,
Торопится к чужой невесте.
Здесь подсказать я не смогу:
Где счастье ждёт, а где несчастье.
Я, может быть, сегодня лгу,
Чужому опыту подвластен.
ОВЕН
Мой быт злосчастный лжив
И совесть безутешна.
Возможно, дух мой жив,
Но жизнь давно кромешна.
Отчаянье и грусть
Томят меня в потёмках.
В подполье я как груздь
При вековых позёмках.
Но нету стен вокруг,
И подпол мой условен.
Судьба — сансары круг,
В котором я лишь Овен.
Веду нескромный быт,
При скромности мечтаний.
Дух мой в потёмках скрыт,
В обход мирских преданий.
ПЫЛАЙ, СВЕТИЛО!
Пылай, небесное светило
И озаряй собою высь,
В твоих лучах струится сила,
Что вдохновляет нашу жизнь.
Блистай июлем, хлебом нежно,
И заполняй собою степь.
Так драматично и безгрешно,
Как птиц на юг, летящих, цепь.
Осматривая дали между
Холмов, где правит суховей,
Сниму всю лишнюю одежду
И грусть пошлю долой взашей.
О, позолоченное чудо:
Пожухлая сполна трава,
Не осенью ей стало худо,
Измором взяла всё жара.
Я верю искренне, что вскоре,
Не по причине лишь дождей,
Всё исцелит согласно Торе,
Пролившийся на степь елей.
Затушит зной, пригонит стужу,
И я промерзну до костей.
Сложу, возможно, строфы мужу,
На камне посреди полей.
Однако, ностальгии внемля,
Строптивый стих мой сложен так:
Люблю родную степь и земли,
Что утопают во степях.
В МЕЧТАХ ОБ ОБЛАКАХ
Мой дух в мечтах об облаках,
Не у Ишима обитает.
Я обожаю в городах
Блеск окон, в коих небо тает,
И пух, что кроет тротуар
Небесной белоснежной ватой,
Не тополей репертуар,
Природою своей богатый,
А влажный утренний туман,
Клубящийся всем покалено,
В котором горожанин пьян,
Переставляя ноги ленно.
Осознаю земную твердь,
Иду насильно, заплетаюсь.
Не стопорюсь — мне в помощь жердь,
Но постепенно рассыпаюсь.
Играя гривою в луну,
Свободу лошадь отмечает,
А я в сторонке спину гну —
Не воля это! Отвечаю!
В надежде кутаясь в снегах,
Шагаю к морю — путь далёкий,
Мой дух в мечтах об облаках,
Ко дну морскому тянет ноги.
СВЕТ В ОКНАХ
Часы показывали восемь,
И в меланхолии тупой
Из парка выползала осень
Дождём и снежною крупой.
Желток от лампы лился в морось,
И он подумал, закурив:
“Как часто люди слепнут ссорясь,
Как слепнут в дождик фонари”.
А он стоял насквозь промокнув
И скулы в горечи свело,
Вокруг него светились окна,
За ними было так тепло!
Не чувствуя совсем мороза,