Двоеженец
Шрифт:
С волнением я думал, как она придет и как я при ней смогу нажать на нужную кнопку. И вот она появилась. Мое волнение заметно усилилось. Впрочем, она это приписала новому порыву моих неожиданных чувств, а также моей сексуальной невостребованности. Правда, на кнопку я так нажать и не успел. Она очень сильно обняла меня и тут же ощутила его у меня под пиджаком.
Ее грудь была очень чувствительной, объятие сильным, а руки ловкими и сильными. Она тут же вытащила его у меня из нагрудного кармана, с усмешкой разглядела
– Неужели ты думаешь, что меня можно обмануть?! – она улыбнулась весьма злой и безумной улыбкой, а потом поцеловала меня, одновременно больно кусая мне губы.
– Пошли, – шепнула она, и я безвольно подчинился. Конечно, внутренне я все еще пытался сопротивляться, хотя уже было очевидно, что моя воля полностью сломлена. Ведомый ею за ручку и ужасно пристыженный, я всего лишь один раз попытался вырвать свою руку из ее крепкой руки.
– Но-но, – шепнула она, и этого было вполне достаточно, чтобы я больше не сопротивлялся.
– Ну, вот, теперь она меня опять изнасилует, – подумал я, глядя, как Александра Станиславовна достает из сумочки ключ.
– Признайся честно, что сейчас ты обо мне подумал какую-то гадость? – она решительно поглядела мне в глаза, и я понял, что отпираться бессмысленно.
– Ну и подумал, ну, и что?!
– Да так, ничего! – усмехнулась она и стремительно втащила меня в квартиру, тут же усаживая на диван.
– Скажи, ну, зачем тебе я?! Ну, неужели ты не видишь, что мне уже ничего не надо, что мои чувства давно уже пропали?!
– Ну, что же у тебя есть всего один шанс, – усмехнулась она, доставая из сумочки пистолет и направляя его в меня, – если ты меня сейчас же не трахнешь прямо на этом диване, то я тебя вряд ли оставлю живым!
– Боюсь, что мои чувства помешают задуманному тобой!
– А ты просто ложись на диван и не двигайся! Все остальное я сделаю сама!
Она помогла мне раздеться и лечь на постеленное ею одеяло и с нетерпением стала меня раздевать.
– А как же муж?!
– Муж в командировке, и, пожалуйста, я тебя умолю, ничего не говори!
Я закрыл глаза, оставаясь неподвижным, я боялся говорить и даже видеть ее. В душе у меня все было омерзительно, и спасало только хладнокровное ощущение собственной пустоты. Еще я попытался о чем-то подумать, но мысли не возникали, они как будто тоже уснули и не хотели никак просыпаться, и даже не от страха, не от ощущения душевной боли, а от какого-то зудящего поползновения в абсолютную пустоту.
– Почему ты не возбуждаешься?! – спросила она.
Я раскрыл глаза, рыжая стерва сидела на мне, как наездница на коне, и безуспешно теребила мой безжизненный конец, окончание моей природы.
– Я просто устал и ничего не хочу!
– Может, ты хочешь умереть?!
– В этом нет никакой необходимости. Хотя, если ты дашь мне время, то мои силы смогут восстановиться и у нас все получится.
– Сколько тебе надо времени?! – нахмурилась она.
Пистолет лежал рядом с ней на диване. Я бы смог до него
дотянуться, если бы захотел, но если она это заметит, то сможет опередить меня, и тогда…
– Так сколько тебе надо времени?! – повторила она свой вопрос.
– Не знаю! А как ты думаешь?!
– Ты что?! Издеваешься надо мной?! – складка между ее бровей увеличилась соразмерно ощущаемому гневу.
– Кажется, мы с тобой о времени не договаривались, – попытался улыбнуться я.
– Ага, – она уже успокоилась и, неожиданно изогнувшись, проглотила его в себя целиком.
Как будто ток пробежал по моему телу, и я вцепился ей в волосы, все еще продолжая глядеть на рядом лежащий на диване пистолет.
Ее длинное тело и узкие бедра, красное одеяло, зеленый диван и черный пистолет, ее двигающееся тело, ее вздрагивающие бедра, скомканное, похожее на лужу крови красное одеяло, скрипящий диван и мертвый холодный пистолет, и возбуждение, уходящее вверх на небо, как стезя к немыслимому спасению, как дорога в полное Ничто, как шаг безмолвный в пустоту…
Она стонала, как раненая тигрица, а я молча касался ее ягодиц, потом холодного пистолета на измятом одеяле.
Это было как явь и наваждение, как яд и лекарство, тело и орудие убийства, жертва и ее палач насилуют друг друга, управляя собой, подчиняя другого острой необходимости существовать в нем против собственной воли, но с неукротимым желанием войти, растворяясь, в чужую среду… Мы закричали одновременно, это был оргазм в квадрате ощущений, увеличенный падением бытия.
Потом я схватил пистолет, но она тут же вырвала его у меня.
– Вся беда в том, что ты неудачник, – она улыбалась сквозь слезы, и ее блуждающая улыбка несла моим глазам безумный страх, и я мгновенно вздрагивал всем телом, и она это чувствовала и еще больше улыбалась.
Голая на голом,
На диване солнце,
Для связи пистолет!
Черт побери! Она меня вот-вот убьет из-за безумной любви ко мне, а я сочиняю стихи! И совершенно неожиданно я произнес стихи вслух, и она рассмеялась, и даже положила пистолет обратно на диван.
– Я хочу еще! – сказала она и жадно облизнулась, ну, точно, как кошка.
Как можно требовать от человека любви?! Оказывается, можно, можно абсолютно все, и ничего невозможного нет. Ее стройная талия изогнута, как змея, как лиана, как всякое хищное создание, она была готова оплести собой весь этот мир.
– Почему ты все-таки насилуешь меня?!
– Фу! – скривила она улыбку, но все еще продолжала держать свои руки на моих плечах.
Возможно, что она просто идиотка, возможно, что ей недостает ощущения собственной значимости, и поэтому она выбрала меня и насилует меня, как ей того самой хочется.