Дворцовые тайны
Шрифт:
Однако, как показало время, кроме естественного порыва одинокой души к другой обиженной жизнью душе, был еще и расчет вполне в духе идей Просвещения. Оказывается, Бецкой не собирался удочерять Алымову, а мечтал на ней жениться! Если в долгой жизни, думал Бецкой, ему так и не встретилась женщина, которую он мог бы полюбить, то ее нужно… воспитать с младых ногтей. Алимушка и казалась Бецкому этим существом. Трезвый разум старого холостяка и его всегда ожидавшее счастья сердце начали долгую работу Пигмалиона, вырубавшего из куска мрамора свою Галатею.
К моменту выпуска из Института в 1776 году семнадцатилетняя Глашенька превратилась в ослепительную красавицу, впрочем, как и многие другие девушки. Они играли в спектаклях, на которых бывала императрица. Пять воспитанниц первого выпуска Смольного особенно были милы государыне. Она заказала портреты этих смолянок Д. Г. Левицкому. Художник был в расцвете своего таланта и создал настоящие шедевры. Мы их можем видеть сейчас в Русском музее. С портретов на нас смотрят живые, милые, веселые лица этих первых детей Просвещения: Катеньки Молчановой, Наташеньки Борщовой, Сашеньки Левшиной, Катеньки Нелидовой, а вот эта девушка, перебирающая струны арфы, — Глашенька Алымова. Она будет вечно сиять своей шаловливой красотой с этой картины.
Последние годы ее жизни в Смольном прошли под неусыпным присмотром Бецкого. Ни срочные дела, ни тяжелый для старика петербургский климат не мешали ему каждый день бывать в Смольном у Алимушки, чтобы увидеть ее улыбку, порадовать подарком, да и просто сказать ей несколько ласковых слов. Работа Пигмалиона явно шла к завершению.
«Три года протекли как один день, — писала позже Глафира Ивановна, — посреди постоянных любезностей, внимания, ласк, нежных забот, которые окончательно околдовали меня. Тогда бы я охотно посвятила ему свою жизнь. Я желала лишь его счастья: любить и быть так всецело любимой казалось мне верхом блаженства… Я любила и без всяких рассуждений вышла бы замуж.» И вот торжественный день выпуска настал. Стайка прелестных смолянок выпорхнула из ворот Смольного в большой свет.
Правда, Глашенька улетела недалеко. Бецкой поселил ее в купленном близ Смольного доме и совершенствовал свою Галатею — начал приучать ее ко двору, к свету. Все это было внове юной девице. Она, жизнерадостная и шаловливая, ходила в любимицах императрицы, которая сразу же пожаловала ее во фрейлины, определила к невесте наследника престола Павла Петровича, великой княгине Наталье Алексеевне. Великолепный двор Екатерины ослепил и закружил Алимушку. Его роскошь, полуночная жизнь были манящи, обстановка вечного праздника опьяняла — только платья меняй! А какие красавцы были повсюду во дворце! И Алымова менялась. Постепенно она стала не той, какой ее знал Бецкой в Смольном институте. От этих перемен объятый страстью вельможа страдал. Так случилось, что он стал жертвой своей идеи. Известно, что Бецкой был большим оригиналом. Те, кто проходил мимо его дома на набережной Невы (теперь там Университет культуры), не могли не поразиться цыплячьему писку, доносившемуся из окон. Бецкой первым завел в России инкубатор и проводил опыты по выведению ценных пород кур. Наверное, он смотрел на Смольный как на некий человеческий инкубатор, но нежные и беззащитные птенцы — детеныши человеческих существ — все-таки не цыплята…
Тут-то перед Бецким возникли проблемы, о которых он раньше, по-видимому, не думал, увлеченный своей работой Пигмалиона. Видимо, он не решился жениться на Глашеньке, опасаясь гнева государыни и общественного мнения, наверняка осудившего бы такой мезальянс. С другой же стороны, он не хотел и отпустить ее от себя, чтобы не потерять навсегда.
Вскоре Алымова почувствовала всю странную двусмысленность своего положения и испытала на себе деспотизм старика, который, не став ей приемным отцом или мужем, явно претендовал на роль любовника. Он начал ревновать ее буквально ко всем — и к мужчинам, и к женщинам. Нескончаемые упреки, скандалы, после которых седовласый старец ползал на коленях перед заплаканной красавицей и умолял ее о прощении, повторялись изо дня в день. «Он не выходил из моей комнаты, — рассказывает Алымова, — и даже когда меня не было дома, ожидал моего возвращения. Просыпаясь, я видела его около себя. Между тем он не объяснялся. Стараясь отвратить меня от замужества с кем-либо другим, он хотел, чтобы я решилась выйти за него как бы по собственному желанию, без всякого принуждения с его стороны. Страсть его дошла до крайних пределов и не была ни для кого тайною, хотя он скрывал ее под видом отцовской нежности. В семьдесят пять лет он краснел, признаваясь, что жить без меня не может. Ему казалось весьма естественным, чтобы восемнадцатилетняя девушка, не имевшая понятия о любви, отдалась человеку, который пользуется ее расположением.» Так продолжаться долго не могло…
Но жизнь, молодость берут свое и, как свежая зеленая трава, пробиваются сквозь каменную мостовую. И вот однажды Алимушка пришла к Бецкому и объявила, что придворный кавалер Алексей Ржевский полюбил ее и вот-вот явится просить ее руки у Ивана Ивановича, как ее опекуна и благодетеля. Потрясенный Бецкой пытался отвратить девушку от этого брака, говорил гадости о Ржевском, умолял пожалеть его, старика. Поначалу Глафиpa послушалась и было отказала Ржевскому, но потом передумала и публично объявила о своем согласии. Императрица не возражала, и свадьба была сыграна.
И тогда Бецкой, видя, как рвутся последние ниточки, которыми он был связан с Алимушкой, упросил молодых поселиться в его доме. Счастье еще, что эта затея не кончилась кровавой драмой. Супруги вскоре были вынуждены съехать из дома благодетеля. Бецкой вел себя ужасно, деспотично, бесцеремонно, стремясь опорочить мужа в глазах его юной жены. После отъезда Алимушки Бецкой заболел. Ржевская навещала больного. Ее сердце разрывалось от жалости к старику, но она не могла вернуться к нему или подчиниться его ревнивым требованиям. «Никто в мире не любил меня так сильно и с таким постоянством. Он мог сделаться моим мужем, служить моим отцом, благодетелем, но по собственной вине не достигнув своих целей, он стал играть роль моего преследователя.»
Конец таких историй известен. Для Глафиры Ржевской началась новая жизнь в мире придворных удовольствий, интриг, кокетства. У нее был даже роман с цесаревичем Павлом, чью привязанность она оспаривала у его фаворитки и тоже смолянки Нелидовой. Шла своим чередом семейная жизнь, родилась дочь, потом умер муж, Алексей Ржевский, и вдова снова вышла замуж. Она прожила полнокровную жизнь придворной львицы и умерла в 1826 году.
Для Бецкого конец истории был иным — медленно засасывающее душу и тело холодное болото одинокой старости, провалы в памяти, слепота. В 1794 году в письме М. Гримму Екатерина II описывает своих старых придворных, помнивших, как она приехала полвека назад в Россию. Среди них «слепой, дряхлый Бецкой, [который] сильно заговаривается и все спрашивает у молодых людей, знали ли они Петра I». Прожив необыкновенно длинную жизнь (91 год!), парализованный Иван Иванович умер в августе 1795 года. Вспоминал ли он свою последнюю и единственную любовь, мы не знаем и не будем досочинять…
Гений и тщета человеческая: Денис Фонвизин
В повести Гоголя «Ночь перед Рождеством» есть место, которое помнят многие. Кузнец Вакула на черте прилетел в Петербург, попал во дворец и попросил у Екатерины II черевички для своей коханой. Выслушав Вакулу, императрица обратилась к стоявшему в отдалении «средних лет человеку с полным, но несколько бледным лицом…» и сказала: «Вот предмет остроумного пера вашего!.. По чести скажу вам: я до сих пор без памяти от вашего «Бригадира». Вы удивительно хорошо читаете!..»