Дворец для сероглазого принца
Шрифт:
– Уходи, Уля, – холодно произнесла Нелли. – Немедленно.
Несколько секунд Ульяна смотрела на Нелли, а потом ушла, громко хлопнув дверью.
– Вот дрянь... – растерянно сказала Нелли, оставшись одна.
Она хотела верить, что Уля солгала, пытаясь привести ее в чувство, но по всему выходило, что – нет. Этот вызов, эта затаенная ревность, вырвавшееся на свободу ликование, до того тщательно маскируемое... Нет, Уля не солгала.
– Она давно хотела признаться... Вот дрянь! – улыбаясь, развела руками Нелли, встав перед зеркалом. Та, зеркальная
Зеркальная Нелли кивнула ей в ответ – да, могла бы догадаться...
Нелли зашагала из угла в угол, пытаясь осмыслить только что открывшуюся перед ней истину.
Ей окончательно стало ясно, что дело не в Кате.
Совсем недавно Нелли обвиняла во всем эту женщину, а теперь выясняется, что дело не в ней... Дело в Алеше. Да и не в нем, собственно! Нелли с досадой поморщилась. И уж не в Уле, это точно... Дело в том, что мир несовершенен. Такова человеческая природа. Какие там проценты привела в пример Улька? Вот-вот, верность – лишь вопрос времени!
«Она сказала – глупо верить в неземную любовь на пятом десятке... Да я, собственно, и не верила, что существует на свете неземная любовь. Я просто верила в любовь. В то, что она есть. И самое страшное – на пятом десятке (впрочем, как и на любом другом) осознать, что ее нет, не было и не будет. Что есть только голос пола. Инстинкт, для приличия окутанный флером поэзии. Кино, живопись, литература... все ложь. Ромео, если бы не умер, через год после женитьбы на Джульетте тайком бегал бы к ее подружке! Все ложь. Люди, обнявшись, ходят по улицам, целуются на эскалаторах... Невесты в белых платьях, счастливые женихи... Пройдет какое-то время, и их клятвы друг другу рассыплются в прах. Я проклинала Катю, а была еще Уля. И, скорее всего, другие, имен которых я просто не знаю... Какая же я глупая!»
Нелли, схватившись за голову, тихо засмеялась.
– Ну как – ничего? – с беспокойством спросил Ганин, пошевелив плечами. Он пытался понять, хорошо ли сидит пиджак.
– Вроде бы ничего, – серьезно ответил Мика, оглядывая его со всех сторон.
– Чудесно, просто чудесно! – залепетала, захлебываясь, субтильная девушка-продавщица. Она бросилась к Ганину. – Настоящее итальянское качество... Вы второго такого костюма не найдете!
Ганин с отвращением посмотрел на нее.
– Я сам разберусь, – брюзгливо буркнул он, продолжая шевелить плечами и наклоняться. – Надо было шить на заказ, – обернулся он к сыну.
– Это долго?
– Долго. Несколько недель, наверное, – вздохнул Ганин.
– Очень долго! – возмутился Мика.
– Да, времени у нас нет... Ладно, выписывайте чек! – обернулся он к продавщице, испуганно выглядывавшей из-за вешалок.
Через полчаса Ганин с сыном вышли из универмага, пешком дошли до Лубянки, где была припаркована их машина – блестящее чудо ядовито-красного цвета (на таком цвете настоял Мика, но Ганин спорить не стал. «Вырастешь – отдам тебе», – пообещал он тогда сыну).
– Цветы нужны, – вдруг забеспокоился сын. – Как же ты без цветов?
– Найду по дороге. Знаешь, букет тоже надо было заказать заранее, – с запоздалым раскаянием вздохнул Ганин. – Чтобы чего-нибудь эдакое соорудили, фантастическое... Эскиз даже можно было нарисовать!
– Эскиз цветочного букета? – изумился сын.
– Да, а что? Потому что они, флористы, тоже мало что соображают, – брюзжал Ганин. – И вообще, тебе совет на будущее – о таких вещах заранее думай. Это же вопрос жизни и смерти!
– Да, папа, – серьезно кивнул Мика. – Может быть, мне с тобой поехать?
– Нет-нет, не стоит... Останешься с Серафимой.
– Ладно.
Дома Ганин быстро переоделся в новый костюм, долго и мучительно завязывал галстук. Мика помогал ему советами. Потом пришлось звать Серафиму Евгеньевну, и та, отпустив несколько ехидных замечаний (случая отыграться она никогда не упускала!), наконец милостиво уладила вопрос с галстуком.
Ганин побрызгался одеколоном, поцеловал Мику в макушку и выскочил из дома.
В ближайшем салоне флористики принялся выбирать букет. Выбор был огромный – у Ганина даже в глазах зарябило от цветов, половину названий которых он даже не знал.
Продавщицы так и забегали, стремясь угодить привередливому клиенту.
– Для кого букет? По какому поводу? – спрашивали они.
– Молодой женщине, – важно ответил Ганин. – Буду делать предложение...
Его слова повергли в шок служащих салона. Это ж какая на них теперь лежит ответственность!..
Перебрав кучу вариантов с орхидеями, каллами и лилиями, Ганин пришел к неожиданному выводу – надо дарить розу. Причем одну. Всего одну! В данном случае лаконизм более уместен, чем снопы из цветов и аляпистые корзинки в «новорусском» стиле... Ни бантиков, ни рюшечек, ни бумажного кружева!
Только одна роза.
Естественно, надо было решить – какого цвета...
Красный – цвет страсти. Белый – нежности и возвышенной любви. Можно розовый, но в данном случае компромиссы ни к чему...
Красный или белый?
Сначала Ганин склонялся к красному (еще жива была в памяти та фантастическая ночь!), а потом он взял в руки белую розу. Белую-белую – как снег на горных вершинах. Как крылья ангела... У этого цвета было слишком много обязательств – само собой разумеется, одной ночью не отделаешься! «Я буду любить тебя вечно. Только тебя. Только тебя...»
Григорий Ганин купил роскошную белую розу.
Еще через полчаса он надавил пальцем кнопку звонка.
– Гриша? – обрадовалась Катя, распахнув перед ним дверь. – Ты один? А Мика где...
И тут она осеклась. Увидела костюм, выбритое серьезное лицо, белую розу – и как будто сразу догадалась обо всем.
– Проходи, – сдержанно произнесла она.
Ганин зашел, протянул ей розу.
– Это тебе.
– Красивая... – хмурясь, сказала она, поднеся к лицу цветок.
– Катя... – сказал он, проходя вслед за ней. – Я бы хотел...