Дворец грез
Шрифт:
Я наблюдала за лицом Хентмиры, и от меня не ускользнуло, как она непроизвольно напряглась, и я прекрасно знала почему. Это был призрак, незримо стоявший за каждым мгновением жизни наложницы фараона. Ответив Гунро легко и непринужденно, я повернулась к Хентмире, взяла цветы из корзинки и протянула ей.
— Я знаю, что в садах полно прекрасных цветов, — сказала я извиняющимся тоном, — и ты можешь приказать своей служанке собрать для тебя любые букеты, какие пожелаешь, но я хотела напомнить, что ты сама свежая и нежная, как эти цветы. Хентмира, ты должна сделать все возможное, чтобы остаться такой.
Я улыбнулась ей, а она прижала лепестки к лицу, очаровательно зардевшись, и подняла на меня темные глаза.
— Благодарю тебя, госпожа Ту, — ответила она. — Ты истинно великодушна ко мне. Женщины говорили, что я заняла твое место рядом с фараоном и мне следует остерегаться тебя, но я вижу, что ты добра и великодушна, и, хотя я, может быть, удовлетворяю физические потребности бога, я знаю, что никогда не смогу заполнить то особое место, которое ты занимала в его сердце.
Я посмотрела на Гунро. Ее лицо ничего не выражало. «Сердце фараона — треснутый ночной горшок, — презрительно подумала я. — Содержимое вытекает оттуда так же быстро, как и наполняет его». Потянувшись к корзинке, я достала маленькую баночку.
— Это тоже тебе, — сказала я. — Здесь смесь натрона и алебастровой муки с морской солью. Это надо смешивать с медом и наносить на лицо. Очень действенное средство для смягчения кожи.
Она снова восторженно поблагодарила меня, и я посмотрела на нее с откровенным любопытством.
Мое первое впечатление о ней как о горделивой и заносчивой девице улетучилось. Я ошибочно приняла застенчивость и естественную грацию ее тела за высокомерие, и, когда я поняла это, во мне проснулась острая жалость и искренняя симпатия к этой девушке. Она прекрасно воплощала сексуальные фантазии фараона о покорной, податливой деве, и уже поэтому скорая угроза быть отвергнутой приближалась, как острый нож, к ее нежным ребрам. Наверное, после долгах месяцев, проведенных со скорпионом, она была для Рамзеса как успокоительный бальзам, печально думала я. Бедный Могучий Бык! Бедная милая Хентмира…
— Остальное здесь для тебя, Гунро, — сказала я, протягивая ей корзинку, — и, если бы я знала, что ты потянула мышцу, я бы принесла тебе еще и растирание. А здесь ты найдешь травы, что я обещала тебе хентис тому назад, для укрепления всех мышц, сухую мирру и ягоды бузины для благовоний. От их дыма белье будет просто благоухать. Корицу надо жевать, она придает силы, а уаду [86] добавишь в масло и обильно смажешь потные ноги, после того как протанцуешь ночь напролет!
86
Уаду — полевое растение (рецепт из папируса Эбера, § 611)
Мы дружно рассмеялись, у Хентмиры оказался очаровательный смех. Вошла служанка с вином и блюдом медовых лепешек, мы сидели за угощением и оживленно болтали.
За этот час я узнала о Хентмире больше, чем мне хотелось бы. Она на самом деле оказалась безумно скромной и очаровательно смущалась, когда ее просили рассказать о семье или, особенно, о своих успехах. Она, казалось, совершенно не осознавала своей красоты и от этого выглядела еще более привлекательной; мне горько вспомнилось собственное падение с такой же вершины блаженного неведения. Она была будто овечка, созревшая для бойни, будто слепая, что невинно ждет, когда с ее глаз спадет пелена.
Внезапно я поняла, что не хочу ее смерти. Ее тонкий профиль, застенчивый блеск миндалевидных глаз, хрупкость узких плеч вызывали желание защищать ее и оберегать. Я попыталась отбросить сострадание, напоминая себе, что на карту поставлено мое будущее, что, поступая в гарем, она наверняка знала, что принимает и его опасности; но, когда она наклонялась, несмелыми пальцами касаясь моей руки, или улыбалась мне с искренней теплотой, во мне нарастало беспокойство. Эта очаровательная скромность просто маска, которую она умело использовала, чтобы покорить всех вокруг, или врожденное свойство благородной натуры? Мне было трудно разобраться. Когда кувшин опустел и мы разделили последнюю лепешку, я все с большим напряжением думала о банке с массажным маслом, что все еще лежала на дне моей корзинки. Я не знала, что делать.
Но ближе к полудню, когда жара становилась все сильнее, Гунро стала сонно зевать, и разговор постепенно иссяк, я вдруг поняла, что мои переживания напрасны. Даже если Хентмира выживет после использования яда, ее обвинят в убийстве и приговорят к ужасному наказанию, возможно, к смерти. Я могла бы придумать какую-то причину, чтобы убедить ее надевать перчатки во время массажа, или снова пойти к Гуи и попросить противоядие, если такое существует, но тогда Хентмира немедленно заподозрит правду, а я не смогу изменить свой план. У меня нет других способов проникнуть сквозь защиту вокруг фараона. Я хотела бы, чтобы существовал другой путь. Я желала всем сердцем, чтобы вместо Хентмиры пострадала какая-нибудь другая наложница, какая-нибудь алчная, хваткая женщина, но Рамзес ни на кого больше не смотрел, а я не могла ждать, пока его пыл угаснет.
Может статься, фараон умрет, а она просто заболеет и потом выздоровеет. Может, крепкое здоровье и молодость смогут защитить ее, и, когда она поправится, наказание не будет слишком суровым. Так я уговаривала себя, пытаясь найти оправдание решению, в котором на мгновение засомневалась. В конце концов с легкой дрожью в руках я достала банку. Я просто передам ей отраву, подумала я. Отдам ей прямо в руки как свою судьбу. Погубит ее эта святая невинность или она заподозрит неладное, задумается и выльет масло? Я мучительно колебалась, не зная, на что надеяться.
— Вам обеим пора отдохнуть, — сказала я, соскользнув с кушетки Гунро, и протянула Хентмире банку. — Чудесное утро, очень рада была познакомиться с тобой, Хентмира. Это пригодится тебе, когда фараон попросит сделать ему массаж. — Я улыбнулась ей как соучастница. — Он любит массаж, когда насладится любовью, тебе это, конечно, известно. Я использовала эту смесь раньше, и фараон всегда говорил, что это средство хорошо расслабляет. Тут его немного. Используй масло полностью, и, если оно еще нравится ему, я потом приготовлю еще.
Она осторожно взяла банку, ее глаза округлились.
— Благодарю тебя, госпожа Ту! — воскликнула она. — Ты так добра ко мне. Я не ожидала… — Она запнулась, опустила глаза, потом порывисто шагнула ко мне и обвила мою шею руками. — Мне говорили, что ты холодная и злая и будешь ненавидеть меня, но это все неправда. Благодарю тебя!
Сквозь завесу ее мягких черных волос я взглянула на Гунро. Та больше не зевала. Вся дремота враз слетела с нее, она смотрела мне в глаза с живым интересом.