Дворняжка моей мечты. Дневник неопытной хозяйки
Шрифт:
Не зная, что предпринять, я растерянно посмотрела на мужа. Тогда он нагнулся, обхватил красавицу за тонкую талию и приподнял над землёй. Сюзанна застыла от неожиданности да так застывшей и поехала на руках домой. Она совсем не шевелилась: лапы вытянуты, глаза вытаращены. В глазах испуг и изумление, но и вместе с тем некое удовольствие. Вот, мол, как меня хотят, аж на руках носят!
Занночка наша была хоть и худенькой, но росленькой. Через какое-то время муж мой запыхался и остановился, чтоб отдохнуть, собаку поставил на землю. И тут я заметила, что та глазами ловит мой взгляд, и столько всего было в этих говорящих собачьих глазах: и вопросы, зачем она нам понадобилась, и надежда, что, может быть, мы её любим? Тревога: не собираемся ли мы её обижать? И предчувствие
И снова Занна ехала, застыв, словно замороженная, лапы торчали в разные стороны. Зрелище было ещё то, его с изумлением наблюдали соседи, изредка проезжающие мимо нас на машинах.
С небольшими передышками, мы, наконец, добрались до дома, где, конечно же, сразу посадили наше сокровище на цепь. Занна забежала за будку и оттуда смотрела на нас глазами, полными укора. «Вот, значит, вы какие, – говорил её взгляд, – а я-то думала, что вы меня любите!»
Нужно признаться, что «цепной вопрос» меня очень мучил. Но забора у нас нет, потому вариантов тоже особо не было. Конечно, предполагалось, что как только собака привыкнет к дому, признает нас хозяевами, не всегда она на цепи будет сидеть. И, конечно, я собиралась много гулять с ней по бескрайним просторам Индии. Но Занна пока о моих благих намерениях ничего не знала, поэтому вправе была считать нас обманщиками.
В том, что собака, посаженная на цепь, будет первое время бунтовать, нас убедили знающие соседи, и мы были готовы слушать несколько дней и ночей завывания несчастной. Но пока Занна осуждала нас молча. «Наверное, и от еды будет отказываться», – думала я. Плохо же я знала ещё свою собаку! Как только я принесла ей полную мисочку вкуснейшей еды (а теперь, я уже знала, какая еда правильная), моя собака встрепенулась, тут же перестала огорчаться и с огромным аппетитом всё съела.
Теперь-то я знаю главный Занночкин жизненный принцип: всё, что может быть съедено, должно быть съедено немедленно и полностью! Наша собака могла бы стать в нашей семье универсальным утилизатором пищевых отходов. Это было бы очень удобно! Но, к сожалению, я начиталась умных статей на тему, чем ни в коем случае нельзя кормить собак, и наша обжора ест только правильную пищу. Она даже не подозревает, сколько поджаристых шкурочек, сколько косточек и разных других вкусностей проходят мимо её желудка. Если бы она об этом знала, то очень бы нас осудила.
Итак, Занна поела и улеглась рядом с будкой, прямо на снег. На улице было 15 градусов мороза, хоть и без ветра, и мне всё время хотелось запихнуть её в будку. Я и уговаривала её, и вкусняшками заманивала в её дом, но, съев вкусняшки, Занна тут же выходила из своего уютного, пахнущего свежим сеном дома и снова ложилась прямо на снег. Тогда, смирившись, я принесла ещё охапку сена и положила перед будкой. На этом простеньком настиле, практически не вставая, и пролежала моя собака дня два. Она не выла, не скулила, не пыталась рвать цепь. Поняв, что здесь ей обеспечена сытная еда, и больше не нужно с утра до вечера эту еду добывать, Занночка успокоилась, расслабилась и просто отдыхала, привыкала к новой жизни, совершенно молча.
– Какая у нас тихая собака! – радовался мой муж, не выносящий шума. – Просто идеальная собака!
Забегая вперёд, скажу, что радость эта была преждевременной. Сейчас у нашей собаки мощный, довольно красивый, раскатистый и очень, очень громкий голос. Весит она раза в два больше, и сегодня её вряд ли возможно носить на руках. К тому же за внешностью тихони, как оказалось, скрывался совсем-совсем иной характер…
Глава 4. Привет, Малыш!
Занна училась ходить на поводке, которого в первое время очень боялась. Вот как объяснить собаке, что её ведут вовсе не на заклание, а, наоборот, на увеселительную прогулку? Подцепив к ошейнику поводок, сладеньким голосом я объясняла своей питомице, что мы идём «гулять». «Гулять» – слово, вызывающее восторг у любой образованной собаки. Моя же дурында упиралась всеми четырьмя лапами и смотрела на меня с тоской.
Отойдя на расстояние полного поводка, я доставала из кармана «вкусняшку». На тот момент вкусняшками были сушёные бараньи кишочки, приобретённые в своё время для котов, но ими забракованные. Лакомство сильно подванивало и дома по этой причине хранилось исключительно в герметичном контейнере. Теперь же источником замечательного запаха в доме стала моя зимняя куртка, карманы которой намертво пропахли кишочками. Занна лакомство обожала и ради него проходила нужные пять метров.
Но вскоре она, наконец, поняла назначения поводка и очень повеселела от этого понимания. Думаю, она уже было смирилась с участью цепной собаки, которую с цепи никогда не спускают.
Через некоторое время я решилась на выход «в люди». Мы с моей собакой пошли к нашему поселковому магазину. Шли рывками: то почти бегом, то зависая над каким-нибудь участком, который тщательно обнюхивался. Но всё-таки вполне себе нормально шли, и вдруг моя собака так рванула поводок, что я едва не свалилась.
Навстречу нам шёл мужчина с собакой, к ним-то и рвалась моя девочка изо всех собачьих сил. Незнакомый пёс, довольно крупный, немного даже превосходивший Занночку ростом (на тот момент), бросился к нам, поскольку оказался без поводка. Страшные мысли в моей голове, не успев принять какую-то определённую форму, тут же улетучились при виде умилительной картины: радостно повизгивая, собаки играли друг с другом.
– Да вы снимите с поводка, – услышала я голос подходившего мужчины и почему-то послушалась, хоть до этого момента я не решалась отпускать свою бывшую вольную собаку. И тут моя Занночка кинулась на грудь этому незнакомцу, стараясь непременно лизнуть его в лицо. Затем она затанцевала перед ним, ласкаясь, и в заключение бухнулась на спину, подставляя живот. Живот мужчина чесал, Занну обнимал, поглаживал, приговаривая: «Ты моя хорошая! Ай, умница!»
Я и не предполагала, что у моей собаки в её прошлой бездомной жизни были друзья. С этим фактом нужно было считаться, поскольку ни разу до этой встречи я не видела её такой счастливой. Не скажу, что мне доставило удовольствие наблюдать, как моя собака кого-то любит явно больше, чем меня. Но прочитав внутренне себе нотацию типа: «Марина, надеюсь, ты не собираешься ревновать собаку», я выдохнула и стала знакомиться с Занкиными друзьями.
Её друга звали Малышом, хозяина Малыша – Игорем. Малыш вообще-то был «большиш», но странным образом имя ему подходило из-за детского и какого-то бесшабашного выражения симпатичной мордахи. Окрас он имел столь красивый и замысловатый, что вначале я решила, что пёс является представителем какой-то особо редкой породы. Особенно, видя обращение с ним хозяина. А обращался Игорь со своим псом, как с наследным принцем: столько гордости было во взгляде хозяина на свою собаку.
Но оказалось, что Малыш, как и Сюзанна, породы был «дворянской». При этом Игорь поразил меня нестандартным взглядом на этот предмет: он вообще не рассматривал собак с точки зрения принадлежности к той или иной породе, а воспринимал каждое собачье существо исключительно, как отдельную, совершенно индивидуальную личность. И считал (не без основания), что зачастую особенно яркой индивидуальностью обладают именно дворняги.
Об Игоре хочется рассказать особо, поскольку обстоятельства сложились так, что теперь мы общаемся практически ежедневно, благодаря Сюзанне, конечно. Лет ему около пятидесяти. Живёт он без семьи, уж не знаю, по какой причине. Мы на такие темы не общаемся, про себя Игорь вообще говорить не любит. А любит он поговорить про разные проблемы, которых и у нас в посёлке, и вообще в стране – предостаточно, любит покритиковать. Меня такие разговоры утомляют. И никогда бы мы не сошлись, если бы не собаки. И не только потому, что нашим питомцам весело играть друг с другом, а потому что через животных мне открылось, насколько это удивительный человек! Вот о чём с Игорем я могу говорить бесконечно, так это о наших четвероногих друзьях, которых он понимает до мельчайших подробностей во всех их проявлениях.