Двойная ложь
Шрифт:
В бледно-голубом отсвете примуса он едва мог разглядеть очертания двенадцатиметрового вагона. В самом углу кто-то распылителем нарисовал граффити — а может, этот рисунок он видел в другом вагоне, в другое время и на другой линии. Для Альвареса все смешалось: рассветы, закаты, погода, голод и усталость. Он ощущал себя заблудившимся странником.
Поезд может переместить тебя из одной географической точки в другую, думал Альварес, но он не в силах увезти тебя от самого себя. Слабый огонек примуса лишь частично объяснял непроницаемость тьмы, окольцевавшей его усталое тело. Тьма была не снаружи, а внутри него, жила в нем, изводила его.
Несколько минут назад
Состав с грохотом миновал переезд. Пронзительный звон предупредительного сигнала вызвал у Альвареса еще большее уныние. Любой железнодорожный переезд болезненно напоминал о прошлом. Чуть ли не в сотне метров от такого же переезда был обнаружен минифургон, в котором находились его жена и двое детей, — смятая в лепешку машина лежала на боку, напоминая вздувшуюся гантель.
Прошло два с половиной года, а Альварес постоянно думал о них, мысленно продолжал общаться с ними, как с живыми. Там, где у человека должно находиться сердце, у него осталась лишь щемящая, неизбывная боль.
Друзья пытались его успокоить, говорили, что все образуется, но они ошибались. Он потерял все, и остальное для него не имеет значения. Какой теперь может быть сон? Какая, к черту, может быть жизнь? Скорбь снедала все его существо, взяла над ним верх, сделав своим рабом, полностью подчинив своей власти. Но у него была цель, и эта цель поглотила его: за тот кошмар, который случился с ним и его семьей, обязательно заплатят, и заплатят сполна. Даже если для этого придется умереть…
Последние полтора года в средствах массовой информации то и дело появлялись сообщения об очередном крушении поезда. Сначала в Алабаме сошел с рельсов грузовой состав, потом в Канзасе, остальные крушения произошли к западу от Скалистых гор. Причины назывались самые разные: иногда обвиняли машиниста, иногда погодные условия или технические неполадки. Сколько крушений, столько и лжи. Вначале Альварес не строил грандиозных проектов, план сложился позже и как-то сам собой. Хотя он и не прочил себя в террористы, тем не менее в террористы угодил: назавтра он условился о встрече с продавцом взрывчатки. До сих пор Альварес никогда не действовал согласно сценарию — всегда по наитию, но сегодня вдруг его осенило — он должен стереть с лица земли компанию «Нозерн Юнион», свести под корень это железнодорожное чудовище. На меньшее он не пойдет. Он сам выбрал себе роль Давида и бросил вызов Голиафу.
Помешивая пластиковой ложечкой суп, он вдруг заметил какую-то тень. В товарном вагоне мелькающие тени — дело обычное, их никто не замечает. Другое дело — неподвижная тень, не обратить на нее внимания невозможно. Тень, которую заметил Альварес, отбрасывало что-то — или кто-то, — находящееся снаружи. Эта тень медленно двигалась, смело пробираясь по внешней кромке вагона. Альварес сразу почувствовал неладное. Скорее всего, какой-нибудь пьяный или полоумный бомж учуял дразнящий аромат горячего супа и обезумел от голода. Нормальный человек на такое не отважится. Кроме того, надо быть или очень сильным, или очень голодным, чтобы, рискуя жизнью, отправиться за банкой похлебки по кромке вагона. Альварес поднялся, чтобы заблокировать вход, но было уже поздно. Тяжелая дверь распахнулась — ее раздвинули одной рукой, — что тоже под силу не всякому.
Альварес отступил вглубь вагона. В темном проеме двери маячил силуэт безликого гостя. Рослый, широкоплечий громила с боксерской шеей щелкнул электрическим фонариком. Вспышка света на миг ослепила Альвареса, и его вновь охватило чувство страха. А вдруг этот «шкаф» не безбилетный бомж, а транспортный охранник, или, не приведи Господи, полицейский? После того как арестовали «железнодорожного мясника», который потрошил людей в семи штатах, федералы круто взялись за бомжей, катающихся в товарных вагонах. Заголовки передовиц пестрели восклицательными знаками: «Бомж-Убийца!», «Вагонный маньяк!». Не отставало и телевидение.
— Вкусно пахнет, — заметил громила низким ровным голосом, словно ему не составило никакого труда проделать опасный путь по кромке вагона. Голос звучал чуть ли не дружелюбно.
Это замечание несколько смутило Альвареса, чувство тревоги немного улеглось. Может, он набивается на ужин? Но тогда к чему такой ослепительно яркий свет? Конечно, у бомжей тоже есть фонарики — и в виде авторучки, и даже электрические, но фонарик с новыми батарейками у бомжа — это что-то невиданное. Подсевшие батарейки обычно находят в мусорных баках и выжимают из них последние вольты. Если у бродяги и завелось несколько долларов, то он тут же их тратит на выпивку, сигареты, марихуану или на еду — обычно в этом порядке, — и только дурак станет покупать батарейки. Слепящий свет фонарика насторожил Альвареса, озноб как рукой сняло, его даже бросило в жар.
— Ты здесь один? — спросил незваный гость. Альварес промолчал в ответ: он давно усвоил прописную истину — держи язык за зубами. Когда собеседник молчит, то люди обычно стремятся заполнить неловкую паузу и рассказывают о себе больше чем следует.
Альварес отвернулся от немилосердно бившего в глаза яркого света. Суп уже вовсю кипел.
— Ты, случайно, не мексиканец? — спросил громила. Теперь его круглое лицо обрело некоторые черты: нос боксера и лоб неандертальца.
Обычно бродяги мутузят друг друга почем зря, не особенно утруждая себя поиском причины. Ими движет не причина, а просто желание врезать кому-либо, выплеснуть на ком-нибудь свою дурь. Может, этот тип разъезжает в товарняках, чтобы колошматить мексиканцев? У ног Альвареса бурлила ароматная похлебка.
— Или, может, твой отец был испанец, а мать — итальянка? — подзуживал верзила.
«Безбилетник» поневоле, Альварес знал, что такое страх, знал, как его скрывать, как его кромсать, как рубить его щупальца. Невозможно одновременно вести бой с собственным страхом и со своим противником. Хочешь не хочешь — научишься делать что-то одно. Но сейчас Альварес испытывал уже не просто страх, его охватил настоящий ужас.
«Он знает кто я! Знает наверняка!»
Ужас, охвативший Альвареса, сковал волю, сделал его бессильным. Однажды оказавшись внутри, ужас порабощает вас, становится вашим хозяином. От него так просто не отделаешься. Немногим удается обуздать его, направить в другое русло, но полностью избавиться от ужаса не удается никому. Либо ты первый наносишь удар, либо удар наносит кто-то другой.
Альварес наклонился к печке и запустил кипящую банку в лицо громилы. Потом бросился вперед, надеясь вытолкнуть врага из вагона, но тот, истошно воя, выхватил дубинку или кистень и с силой припечатал ею Альвареса. Пошатнувшись, Альварес почувствовал, как хрустнула переносица и в рот хлынула кровь. Оправившись от удара, он пулей бросился к примусу и, схватив его, стал размахивать им, как оружием, готовый в любой момент нанести удар.