Двойная выдержка, или Век наш крестиком вышит. Избранные стихи прошлого тысячелетия
Шрифт:
Носил коньяк в беспородном кейсе
И ставил девушке Каунта Бейси...
Звалась Татьяна - бухгалтер младший,
И не считалась дурной и падшей.
Имела внешность с чужой афиши:
Мэрлин Монро, но чуток повыше.
И формы несколько поскромнее.
И ноги бледные подлиннее...
Она работала рядом с домом,
И увлекалась кубинским ромом.
Любила, выпив, к окну пробиться,
На подоконник взлететь -
И по карнизу бродила шатко,
И говорила: "А я - лунатка!.."
И не курила, вернее, редко.
И губы красила, как субретка.
И строчкой этого обихода, -
Ей было двадцать четыре года.
Жила Татьяна в районе СЭВа,
К метромосту, а потом - налево.
Ютилась в мужниной комнатухе.
Соседи - гомик и две старухи.
В той комнатухе (шестнадцать с гаком),
Помимо трёх пузырёчков с лаком,
Стояла мебель, верней - фанера
(От секретера до шифоньера).
На книжной полке царил порядок:
Тома в затылок - всего десяток.
Татьяна книги читала мало,
Точнее, вовсе не открывала.
Зато листала (почти часами)
Журнал с картинками "Вяжем сами".
Разлапив маленькие ладони,
Могла сыграть на аккордеоне.
Была растительна, чуть животна,
Притом физически чистоплотна.
Тахикардией слегка болела -
И, незаметно пока, слабела.
Гостей бывало у ней немало.
Танюха всякого принимала.
А тем, кто в ночь от неё не чапал,
Легко кидала перинку на пол...
Лихих подружек штрафные роты
К ней забегали, идя с работы
Распить бутылку, другую, третью...
Плюс насладиться домашней снедью.
В безликой жэковской комнатухе
Балкона не было у Танюхи,
И приходилось сметливой Тане
От наезжавшей порой мамани
Внутри дивана, среди подстилок,
Держать завалы пустых бутылок.
Когда мы всё же бутылки сдали
(Как пёрли сумки, уже детали),
Купили куклу ее Наташке
И мне румынские две рубашки.
Она рассказывала о детстве.
О дармоедстве. О злом соседстве.
О местной пасеке, добрых пчёлах,
О цыганятах, всегда весёлых,
О ветеранах, с утра поддатых,
О приставучих таких солдатах...
В кино ходили с ней пару раз мы
На фантастические маразмы.
А раз в Крылатское взял её я
На действо истинно неземное,
Где, безразличны к мельканью бега,
Под сенью крытого велотрека
Прыжки с шестом
Пока в итоге не одурели...
Вблизи маячащего финала
Сказать осталось довольно мало
О Тане. Что там ещё, ей-богу...
На счастье пупса брала в дорогу,
Летала к мужу в конце июля,
И называла меня: "Кисюля."
И "не фырчи", - добавляла следом,
И укрывала кусачим пледом,
И мной гордилась перед родными,
И познакомить мечтала с ними.
И умоляла: "Кисюля, съездим!"
А это пахло уже возмездьем...
___
Затменье было сегодня ночью,
И я увидел почти воочью:
Тень по карнизу бродила шатко -
И говорила: "А я - лунатка!"...
31 мая - 6 июня 1999
***
...Ибо, кажется, без натяжки -
Жизнь и смерть - лишь игра. Причём
Выбор лакмусовой бумажки -
Исторически обречён...
***
Вязкая проба пера.
Выброс венозных кровей.
С ярмарки ехать пора.
В Яхрому ехать первей.
Дни - что слова в букваре.
Опыт, как небо, беспол...
На монастырском дворе
Можно играть в мотобол...
***
Жизнь бесформенно, даже расхлябанно
Ощущает себя при мне.
"Буриданов - козёл!", - накарябано
Человечеством на стене.
Цеховая структура не морщится,
Трехэтажно валясь в кровать,
И - приходит с похмелья уборщица,
Чтобы лестницу заблевать...
***
Топорщатся весёленькие шторки,
Частично прикрывая стольный град,
И - варятся пельмени на конфорке,
И - полотенца, источая смрад,
Часами кипятятся на соседней,
И - в коммунальной кухне - как в парной,
И - кошка отрывается в передней,
Деря когтями дерматин дверной...
***
На глазах - со всех сторон -
Приближается столица.
День - сквозной оксюморон.
Время тянется и длится.
Под окошком - колготня
Внешней жизни...
Между гонок
Кошка спит в теченье дня
Больше, чем грудной ребёнок...
***
Тягучие сонмы прорех
Разделают жизнь под орех.
Очнёшься в бесполой дыре,
Воскреснув на смертном одре.
Лучом заоконный восток
Спросонок ударит - как ток -
И - словно сама доброта,
Санация полости рта...