Двойная жизнь

Хермансон Мари

– Я не верю в Бога, и еще меньше в Его кару. А с чего ты это взял? За что тебя должны наказывать? – спросила Ивонн с удивлением.

– За мои грехи, за что же еще? – весело ответил он. – Я думаю, Он хотел меня напугать, напугать и унизить.

– Унизить?

– Да, перед тобой, Нора. Я почувствовал себя явно униженным. И ты должна это понять. Из-за какого-то там страха поднять такую бучу. А ты поехала прямо на красный свет светофора! – При воспоминании об этом Бернхард расхохотался. – Прямо как в кино. Это было драматично, не так ли, Нора?

– Это хорошо, что я слышу твой смех, – заметила Ивонн. – Надеюсь, ты сегодня ночью сможешь спокойно

уснуть.

– Спасибо, Нора. С четвергом не возникнет никаких трудностей?

– Никаких. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, Нора! Спасибо за звонок.

Глава 15

Когда Ивонн пришла в четверг в дом Бернхарда Экберга, она вдруг почувствовала, что он стал вызывать у нее отвращение. И вовсе не оттого, что считала, будто страх унижает, а просто ей стал претить его… его внешний вид. Толстые губы, которые, похоже, никогда не закрывались и были всегда полуоткрытыми, как у ребенка, с нетерпением ожидавшего сладостей. Крупный нос картошкой. Карие влажные собачьи глаза, которые неотступно следили за ней, преисполненные мольбой и одновременно вызовом. Морщина между ртом и подбородком. Интересно, что она выражала? Какое-то неизъяснимое отвращение и трусость.

Бернхард сидел в маленькой комнате на втором этаже перед телевизором и смотрел программу «Магазин на диване». Угрюмый и замкнутый, он оставался там с тех самых пор, как пришла Ивонн. Он ни словом не обмолвился про то, что случилось с ним в понедельник. Ивонн поздоровалась с ним, а затем принялась за уборку. Когда она начала пылесосить в этой комнате, Бернхард, перекрикивая гул работающего прибора, громко сказал:

– Те рубашки, что ты недавно гладила, нужно заново перегладить!

Она отключила пылесос.

– Прошу прощения, но почему?

– Посмотри на рукава. На них остались складки. Тебе нужно быть более старательной.

Следовало ли ей показать ему, насколько эти слова разозлили и опечалили ее? Или лучше все обстоятельно аргументировать? А может, просто промолчать? И она остановилась на последнем варианте.

Почему, думала Ивонн, когда вновь принялась пылесосить, почему есть так много курсов об искусстве управления и ни одних, посвященных искусству быть управляемым?

Она, продолжая пылесосить, наблюдала за поведением Бернхарда. Тот сидел уставившись в телевизор, где улыбающаяся женщина оседлала фантастический фитнес-тренажер.

«Бедный мужчина, – подумала Ивонн. – И почему же я сразу не заметила, какой ты отвратительный? Тебя бросила жена, а с такими внешними данными никогда не найти себе другую».

Эти мысли должны были послужить Ивонн предупреждением, ведь однажды она уже пережила нечто подобное, однако в этот момент даже не вспомнила об этом.

Как-то Ивонн принимала участие в проекте на одном из предприятий, где работала вместе с симпатичным простым мужчиной, при этом относилась к нему совершенно безразлично. И так продолжалось до тех пор, пока в один прекрасный день не разглядела в уголке его рта маленькую бородавку. Сначала она просто констатировала этот факт, потом бородавка стала раздражать ее до такой степени, что она не могла даже находиться с этим человеком в одном помещении. Ивонн перестала воспринимать его, полагая, что и другие смотрят на него такими же глазами. Она металась между сочувствием к нему и бешенством.

Во время командировки в Польшу Ивонн и этот мужчина сели в одно такси, чтобы после какого-то мероприятия добраться до своего отеля. И внезапно в этом самом такси она почувствовала

к этому человеку с бородавкой сильное влечение. Возжелав его, она пошла вместе с ним в его номер. Их отношения, которые в любом случае были совершенно бессмысленными, закончились, как только оба вернулись домой. Но и несколько месяцев спустя Ивонн продолжала страдать от любви к нему.

Но самое примечательное было то, что у этого человека вообще не было никаких бородавок. Вполне безобидная родинка, подобная тем, что имеются на телах большинства людей, выросшая в ее фантазиях до уровня физического уродства. Вероятно, это было проявлением психологической защиты против влечения, которое она неосознанно ощущала по отношению к нему и которое до некоторой степени задевало ее чувства.

В одной записной книжке под названием «Житейская наука», которую Ивонн подарили на каких-то курсах и в которую ей было предложено регулярно вносить замечания, взятые из личного опыта, она когда-то написала крупными печатными буквами: «Если мужчина, которого ты прежде воспринимала совершенно нормально, стал неожиданно вызывать у тебя сильнейшее чувство отвращения, то на это стоит обратить внимание». После этой записи Ивонн почувствовала себя невероятно мудрой. Однако «Житейская наука» лежала теперь в одной из журнальных подшивок в офисе ее агентства «Твое время». И похоже, что в памяти Ивонн от нее не осталось и следа. А может, это была уже память Норы? У Ивонн иногда возникало такое чувство, что в роли Норы Брик она ощущала себя совсем по-иному. И это проявлялось не только внешне: в одежде, разговоре и поведении, но и на глубинном уровне. К примеру, в мыслях и воспоминаниях. Как если бы у Норы не было доступа к жизненному опыту Ивонн, и наоборот.

Не отводя глаз от экрана телевизора, Бернхард спросил ее:

– Нора, как по-твоему, а существует ли вообще прощение?

Ивонн отключила пылесос. По телевизору в это время как раз демонстрировали новый прибор, резавший помидоры на тонкие ломтики.

– Да, – ответила она с некоторым удивлением. – Думаю, что да.

– За все, даже за самые скверные поступки?

Ивонн ответила не сразу.

– Да, – произнесла она, наконец. – Я думаю, что если ты осознаешь, что наделал, искренне раскаиваешься и просишь простить тебя, то в этом случае будет и прощение.

Мужчина бросил на нее загадочный взгляд, смысл которого она так и не смогла понять. Ивонн подождала еще некоторое время, но продолжения не последовало, и она снова включила пылесос.

Глава 16

Ноябрь. Подошли к концу ясные, солнечные денечки.

– Вот и захлопывается крышка колодца, – объявил Бернхард.

Ивонн безмолвно следила за тем, как медленными круговыми движениями он водил граблями по гальке каменного сада.

– Крышка колодца?

Мужчина указал рукой на толстый серовато – белый слой облаков.

– Колодезная крышка. Иногда я думаю, что это крышка гроба. Но лучше все-таки назвать это колодезной крышкой, огромной, тяжелой, будто из бетона. Сейчас она накроет всех нас, и вот тогда посмотрим, удастся ли пережить этот мрак до тех пор, пока она снова не будет снята. Возможно, что хоть она сумеет уберечь нас.

– Вам снова плохо? – спросила Ивонн.

Бернхард встал, опершись о грабли.

– Ты имеешь в виду тот приступ страха, как мы поехали в больницу и так далее. Такие приступы случаются со мной все чаще. Теперь я знаю, каково это, но с трудом верю в то, что это связано только с психикой.