Двойник
Шрифт:
Я положил руку на каретку машинки и помешал ей двигаться.
Он взглянул на меня округлившимися злыми глазами.
– В качестве налогоплательщика я оплачиваю твое жалованье, парень, – сказал я. – Веди-ка себя, как положено на службе. И прояви некоторое уважение, пока ты еще здесь работаешь.
Он вздохнул и криво улыбнулся.
– Вы правы, примите мои извинения. Просто очень жарко.
– Ага. Со времен Маленькой Богемии. Его улыбка мгновенно исчезла, потом вернулась, но в виде некоего ее подобия.
– Если ваше дело не терпит до завтра, то можно
– Откуда вы знаете, что я хочу поговорить о Диллинджере?
– Вы спросили Коули. Дело Диллинджера – его единственное дело. Только он и шеф Пурвин занимаются Диллинджером.
– И любой звонок от какого-нибудь чудака, каждое мелкое сообщение...
– Попадают прямо к Коули и Пурвину.
– Интересно. Не подскажете, где находится офис Коули?
– Здесь это единственный офис, которым мы располагаем, мистер. А шеф Пурвин сидит за тем столом, в углу, у окна.
Я не заметил его раньше, его маленькую фигуру трудно было сразу разглядеть. Он был единственный в комнате, кто сидел в пиджаке, хорошо сшитом на заказ светло-сером пиджаке. Его стол был больше, чем у остальных, и накрыт стеклом. Он стоял возле открытого окна, из которого тянуло воздухом, смешанным с уличным шумом.
Когда я подошел к нему, он оторвался от своих бумаг и высоким по-южному протяжным голосом сказал:
– Вы Натан Геллер, не так ли? Присаживайтесь...
То, что он обратился ко мне по имени, меня удивило. Ведь мы с ним встречались только раз. Элиот накоротке представил меня, мы обменялись рукопожатиями, после этого, встречаясь иногда в «Федерал билдинг», кивали друг другу, но это вовсе не означало, что мы близко знакомы или узнавали друг друга всякий раз.
Как и приятель Полли Гамильтон, Мелвин Пурвин был маленьким щеголеватым мужчиной, всего лишь на пару лет старше меня, но, несомненно, все же старше находившихся в комнате. Отодвинув в сторону недочитанный доклад, он закрыл папку и улыбнулся. У него были каштановые волосы, и одна прядь падала на лоб. Лицо имело форму сердечка с мелкими, но резкими чертами. Взгляд его темных глаз был довольно острым.
– Удивлен, что вы помните меня, – сказал я.
– Это ведь Несс познакомил нас. Мы не слишком жалуем друг друга. Я просто считаю, что ваш друг Несс... считаю, что он питает слишком большое пристрастие к прессе.
Я подавил желание сказать «Малышу Мелу», что это особое пристрастие столь же присуще и ему самому.
Но вместо этого я сказал:
– Полагаю, что сейчас некоторые положительные отзывы газет о вас вовсе не повредили бы, не так ли?
Он криво улыбнулся, отчего ямочка на щеке сделалась такой же, как у Ширли Темпл [32] .
– Я не могу осуждать вас за подобную шутку, – сказал он с мягким южным акцентом.
Я подумал, не кровь ли южанина позволяет Пурвину сидеть в такую жару в пиджаке.
32
Американская актриса,
– Вы, без сомнения, занятой человек, мистер Геллер, – сказал он без всякого сарказма. Казалось, он обладал также и характерной для южан вежливостью, во всяком случае, он искренне хотел быть джентльменом. – Что привело вас сюда?
– Не исключено, что я видел Диллинджера.
Он удивленно поднял брови.
– Я слышал такие признания от многих, правда большинство из них непрофессиональные детективы. Вам не следует делать подобные заявления безосновательно, не так ли, мистер Геллер?
– Согласен, но мне хотелось бы спросить вас кое о чем.
– О чем?
– Я слышал, после той истории в Маленькой Богемии, как Билл Роджерс говорил по радио, что феды, возможно, застрелили бы Джона Диллинджера, если бы тот оказался среди тех троих пострадавших.
К чести Пурвина, он только улыбнулся.
– Я тоже слышал, как он это сказал. А вы что думаете?
– То же самое, что прочитал в газетах, что Департамент юстиции предпочел бы, чтобы его агенты застрелили Диллинджера, как только увидят его, и что не стоит рисковать очередной перестрелкой. Что ваш босс Гувер и его босс министр юстиции вынуждены были заявить: «Если это связано с Диллинджером, застрелите, а потом считайте до десяти».
Пурвин облокотился на спинку стула, сложив перед лицом руки, словно молился, ехидно улыбнулся и пожал плечами.
– Вот что я думаю, – сказал я, вставая.
– Что вас не устраивает, мистер Геллер?
– Не уверен в том, что этот парень Диллинджер изложит вам все подробности или сообщит, где его можно найти. В последнее время слишком много людей, внешне похожих на Диллинджера, едва не потеряли свои головы оттого, что в них палили ваши ретивые агенты. Не хотелось бы участвовать в этом.
– И вы полагаете, что я способен на такое?
– Я полагаю, что вы ужасно хотите заполучить мертвого Диллинджера.
– Сядьте, мистер Геллер.
Я продолжал стоять.
– Пожалуйста, садитесь.
Я сел.
– Ваше беспокойство серьезно, – сказал он, – и, возможно, справедливо. Суматоха в Маленькой Богемии дала повод видеть в нас людей, обуреваемых бессмысленным желанием нажимать на спусковой крючок. Я принимаю это. Но подумайте также и о том, что если я застрелю не Диллинджера, а невинного свидетеля, то через несколько дней окажусь снова в Северной Каролине копнящим сено на дворе у моего папы.
– Сомневаюсь в этом, – сказал я, немного тронутый этой откровенностью, – вы юрист, а ваш папа, которого вы упомянули, как я слышал, богат...
– Да, богат. Но это означает то, что у него очень большой двор, на котором мне пришлось бы укладывать много сена. Времена сейчас пока еще тяжелые, чтобы заниматься частной практикой. Я нуждаюсь в своей работе, мистер Геллер. Могу я называть вас Натан?
– Нат.
– Если хотите, называйте меня Мелвин. Я нуждаюсь в этой работе, не могу и не должен ее упустить. Маленькая Богемия была последней ошибкой, которую я мог себе позволить.