Двойной агент
Шрифт:
«Идиоты!» – с досадой думал Виктор Павлович, наливая себе в мензурку ровно пятьдесят граммов спирта, это количество он мог отмерить с точностью до грамма в любой посуде – многолетняя тренировка.
«Неужели это так трудно понять, что мы столкнулись с неизвестной, страшной болезнью, количество заболевших нарастает как снежный ком, почти точно в геометрической прогрессии, а средств борьбы никаких нет. Невозможно даже определить, что это за болезнь и откуда она пришла. Если так дальше пойдет, то к концу месяца город просто вымрет. Пять дней
– Виктор Павлович, еще один… мальчик… двенадцать лет. Вы идете? – сказала она.
– Да-да, сейчас, – ответил Вдовин, встав и по привычке надевая марлевую повязку, но, подумав, зло бросил ее на кушетку, он давно уже понял, что заболевание не передается воздушно-капельным путем.
В приемном покое на носилках лежал мальчик. Вдовин узнал его сразу, это был его сосед по подъезду. Рядом на лавочке сидела мать и, уткнувшись в скомканный в ладонях платок, беззвучно плакала.
– Вера. – Вдовин тронул ее за плечо.
Женщина с трудом подняла к нему заплаканное лицо и сквозь всхлипы прошептала:
– Вот, Витя… вот…
– Вера, температура когда поднялась?
Женщина смотрела на него непонимающими глазами и молчала: сквозь свое горе вопроса врача она не слышала.
Вдовин знал, что это ее поздний ребенок, с трудом ей доставшийся, единственный и последний, после его рождения она больше не могла иметь детей, ее тогда еле-еле отходили.
– Вера, Вера, – тормошил ее Виктор Павлович, – когда он заболел?
– Позавчера, Витенька… позавчера.
«Значит, не считая сегодняшнего, еще два дня», – сосчитал врач.
– Витенька, сделай что-нибудь. Очень тебя прошу! Пожалуйста, Витенька, – причитала женщина.
– Сделаем, Вера, сделаем, – пряча глаза, говорил доктор, уж он-то лучше других знал, что ничего они сделать не в состоянии и что жить осталось Петьке не больше двух дней.
– Анализы – и в третью палату его, я туда подойду, – распорядился врач.
– Витя! – Вскочила женщина, когда увидела, что ее сына увозят. – Петя!
Она не знала, куда кинуться, то ли вслед за носилками с сыном, то ли к доктору.
– Витя, может, в Москву, самолетом, а? Я заплачу, Витя, ты ведь знаешь, деньги у нас есть. Я заплачу, сколько надо… Вить, а?
– Не надо, Вера, не надо… – отводя ее руки от себя, говорил Виктор Павлович. – О, да ты сама-то горячая! Рая, измерь ей температуру, – сказал он, обращаясь к медсестре.
Он провел не перестающую рыдать женщину в процедурную, уложил на кушетку.
– Ну-ка, Вера, попробуй достать подбородком грудную клетку, – попросил он.
Вера потянула голову, пытаясь выполнить просьбу врача, но непроизвольно
– Что, голова болит? – спросил Виктор Павлович, наблюдая за действиями женщины.
– Очень…
«Все ясно, температура, головная боль, ригидность затылочных мышц, боль в пояснице…»
– Вера, спина болит?
– Немного.
– Покажи язык… Мочилась давно?
– Да…
– Кровотечения из носа, из влагалища были?
– Так я думала – месячные… просто раньше, а носом нет… Витя, ну с Петей-то что?
«Язык обложен, анурия, сосуды склер инъецированы… все симптомы налицо…» – думал Вдовин.
– Рая, ее в четвертую… Но сначала пункцию…
Виктор Павлович заранее знал, каким будет результат анализа спинно-мозговой жидкости, но пункцию он обязан был сделать, как и бороться за их жизни до конца.
Симптоматика этого заболевания была довольно разнообразна, она сочетала в себе признаки нескольких болезней, таких как энцефалит, грипп, и все это с ярко выраженным геморрагическим синдромом, что поначалу и сбило врачей с толку.
Виктор Павлович сам первому заболевшему поставил диагноз геморрагическая лихорадка, но снял его буквально через несколько часов, пронаблюдав динамику болезни. Болезнь развивалась стремительно, ни с чем подобным он раньше не сталкивался. Инкубационный период они отследить не могли, но, по всей вероятности, его либо не было вообще, либо он был достаточно мал. Резкое повышение температуры, головная боль, боль в пояснице, анурия, тяжелое поражение почек с острой почечной недостаточностью – и все это с геморрагическими явлениями и менингеальными симптомами. На следующий день, как правило, температура падала, наступало кратковременное улучшение самочувствия. Но это было началом конца, головная боль резко усиливалась, становясь нестерпимой, сознание затемнялось, бред, кома, смерть. Вскрытие ничего не проясняло.
Пока он занимался с Верой, привезли еще двоих: старуху лет восьмидесяти и молодого мужчину. Виктор Павлович осмотрел их, распределил по палатам и отправился к себе в кабинет, твердо решив выполнить обещание, которым он на «пятиминутке» пригрозил главврачу, крикнув тогда:
– Если ты сейчас же не свяжешься с Москвой, то вечером я сам позвоню, и не только в Москву! Девидсону позвоню, в Сиэтл! Будь уверен, я это сделаю! – И вышел, хлопнув дверью. Тогда он еще и сам не был уверен в том, что это сделает, но теперь…
«А что мне, собственно, мешает? Я-то чего боюсь? Я-то не чиновник, у меня-то кресла нет… А вдруг это поможет!» – думал Виктор Павлович, поднимая трубку телефона и садясь за стол.
Но в Москву из своего кабинета он позвонить не смог – видно, восприняв его угрозу всерьез, главврач заблокировал выход на межгород.
От злости у Вдовина аж в глазах потемнело.
«Ну, ладно, ублюдки. Вот теперь-то я раззвоню во все колокола, мало не покажется», – думал он про себя, набирая городской пятизначный номер.