Двойной удар Слепого
Шрифт:
– Все сложится хорошо, – сказала женщина, – я в этом совершенно уверена, хотя и ужасно волнуюсь.
Ирина привстала и поцеловала Глеба, отразившись, как в двух маленьких зеркалах, в его глазах.
Глава 8
На следующий день ровно в десять утра Марина Сорокина покинула отель.
Тот, кто мог видеть Марину вчера, сегодня ни за что не узнал бы ее. Марина изменила внешность с мастерством гениальной актрисы. Новый наряд, новый макияж, новая прическа – это была совершенно другая женщина.
На улице,
– Куда вам, синьора? – осведомился пожилой таксист-итальянец с большой, на полголовы, лысиной и черными усами на полном добродушном лице.
Марина назвала адрес. Водитель пожал плечами и громко и быстро затараторил, что он такого ресторана не знает, хотя уже двадцать лет работает таксистом. Тогда Марина объяснила, в районе какой площади находится этот маленький ресторан.
– А, площадь Трех Святых? Так бы, синьора, сразу и сказали, – таксист взглянул на Марину уже более приветливо. – Через полчаса будем на месте.
Только сейчас он сообразил, что женщина, севшая на заднее сиденье его автомобиля, плохо понимает по-итальянски. Он постучал правой ладонью по циферблату своих часов, которые поблескивали на волосатом запястье, и показал на пальцах, сколько времени ему понадобится, чтобы добраться до площади Трех Святых.
Марина объяснила ему по-английски, что она не очень спешит, что в принципе она не против, если таксист ее немного повозит по Риму. Таксист, привыкший за долгие годы работы к общению с разномастными туристами, жестикулируя с чисто национальным темпераментом, на смеси итальянского, английского, немецкого и французского принялся уточнять, какие же именно достопримечательности хотела бы увидеть синьора.
Не мудрствуя лукаво, Марина назвала хрестоматийное:
– Колизей.
– Колизей? – таксист, расплылся в улыбке и закивал головой так решительно, что два его подбородка заколыхались.
Марина улыбнулась в ответ.
Автомобиль помчался по улицам Рима.
К счастью, сегодня не было дождя, и даже, время от времени сквозь плывущие по небу облака проглядывало неяркое зимнее солнце. Марина смотрела то в лобовое стекло, то в боковое.
Таксист, вопросительно взглянув на Марину, указал на пачку сигарет, дескать, не будет ли синьора против, если он закурит. Марина не возражала, и таксист закурил. Марине пришлось пожалеть о своей любезности: его сигарета не просто воняла, а смердела. Марина была вынуждена опустить боковое стекло и достать из сумки пачку длинных египетских сигарет. Таксист подал ей зажигалку с уже трепещущим язычком пламени.
Марина прикурила, блаженно затянулась ароматным дымом, продолжая смотреть в окно.
Мелькающие за стеклами автомобиля городские пейзажи она, занятая своими мыслями, воспринимала как-то отстраненно, будто кадры случайно увиденного, почти беззвучного видеофильма. Толстяк водитель, возможно, чтобы хоть немного сгладить вину за свою вонючую сигарету, за свой старый автомобиль и, может быть, по-зимнему серый, как будто вылинявший Рим, нажал кнопку магнитофона. Прокуренный салон такси заполнила итальянская музыка. Неаполитанские песни чередовались с многолетней давности
Музыка, рвущаяся из двух небольших динамиков, укрепленных над задним сиденьем, начала озвучивать видеофильм. И мир показался Марине более привлекательным.
На улицах было очень много туристов, что удивительно – все-таки не туристский сезон; правда, в большинстве попадались японцы. Едва ли не каждый из них был с видеокамерой и, ни на секунду не опуская ее, смотрел на Вечный город исключительно через видоискатель, снимая все подряд.
«Вот уж мне эти туристы, – подумала Марина, – нигде от них нет покоя. Разве что в той стране, где теперь живу я».
Там туристы были очень редкими гостями, и она с ними за последние годы сталкивалась всего лишь несколько раз, большей частью случайно.
Соборы, соборы, площади, узкие улочки, широкие…
Внезапно, точно выросши из-под земли, возникла громада Колизея с многочисленными арками.
– Колизей! Колизей! – бросив руль, торжественно поднял вверх руки и громко, пытаясь перекричать музыку, летящую из колонок, объявил водитель.
Он вертел головой то вправо, то влево, с восторженным лицом оборачивался к Марине, словно желая поделиться с ней всеми теми чувствами, которые охватили его при виде этой величественной архитектурной реликвии…
Затем он провез ее рядом с обветшалыми арками и поколесил по узким улочкам, постоянно повторяя звучные итальянские слова: «тричетто», «барокко», «пьяццо», «Санта Мария», «Сан Себастьян», «Брунилески»…
Марина согласно кивала головой, зачастую не понимая, о чем толкует словоохотливый римлянин.
Наконец, изрядно поплутав, таксист вывез ее на площадь с круглым фонтаном в центре. Фонтан был, конечно же, мертвым и не работал.
«Наверное, летом, когда его включают', он очень красив», – подумала Марина.
А таксист, словно угадав ее мысли, замахал руками, зашевелил пальцами, изображая струи воды. Этого ему показалось мало, и он принялся нажимать на рычажок, на лобовое стекло брызнула вода.
– Я поняла, поняла.
Таксист остановил машину и указательным пальцем ткнул куда-то за окно, дескать, вот, синьора, ваш ресторан. У Марины были лиры, она еще в аэропорту поменяла валюту. Но ей понравился этот пожилой толстяк, она захотела отблагодарить таксиста за его добродушие, обаяние и веселость. И она подала ему пятидесятидолларовую банкноту.
Таксист засветился, засиял, как майское солнышко, зацокал языком, рассыпался в словах благодарности на всех известных ему языках и стремительно выскочил из машины.
Марина даже не успела удивиться, куда это он, как таксист обежал машину, открыл дверцу и помог Марине выбраться, не переставая стрекотать:
– Синьора, мерси, грасио, данке, спасибо, сенкью…
«Подумать только, я сделала его совершенно счастливым!..»
Марина не спеша пересекла площадь и вошла в ресторан, который назывался «Сан Мигель». Еще на подходе она определила, что этот ресторан больше похож на захудалую таверну, нежели на приличное место.