Двугорбый Янус
Шрифт:
– Именно! Какая тут подрывная деятельность?! – вызывающе вскинул острый подбородок Апостолов.
– А вы вдумайтесь в свою, якобы цель приезда! Вы прибыли в Лхасу рожать?
– Роды у жены. По договорённости с самим Далай-ламой.
– Далай, малай, махалай – мне плюнуть! Где твоя бумага? – взревел таможенник.
– Какая вам ещё бумага требуется? – Апостолов вновь указал на свой загранпаспорт, лежащий на столе перед плоским носом таможенника.
– Это не та бумага!
– Какую надо?
– А я сейчас покажу, какую! – таможенник опустил руку в ящик стола.
Апостолов вздрогнул. Слишком уж приветливо улыбался китаец. Академик замер в ожидании появления воронёного ствола пистолета, вспышки выстрела и смерти.
Но таможенник вынул паяльную лампу, деловито раскочегарил её и направил брызги пламени в лицо академику. Апостолов инстинктивно прикрыл глаза ладонями. Нестерпимо жгло кожу. Таможенник молча продолжал издевательства. Апостолов ужаснулся, его уничтожат ещё до тюрьмы! Вот и увидел своего сына с неведомой гемоглобинопатией! Конец тебе, академик Апостолов! Жжение не прекращалось, но жареным почему-то не пахло. Апостолов встряхнулся, резко отвернулся и ударился об каменную стенку.
Когда он пришёл в себя, не увидел ни таможни, ни таможенника. Он находился посреди ламаистской пустыни под жалящим солнцем, лёжа на спине и прикрывая ладонями лицо.
Он поднялся, огляделся вокруг. От горизонта до горизонта ничего, кроме белесовато серого раскалённого песка! Что-то мешало идти, Апостолов почувствовал тяжесть в плечах, потрогал плечи: какие-то лямки! Так и есть, парашют.
Мгновенно вспомнилось всё. Он пересел в военный самолёт на аэродроме в Дели. Летел в одиночестве, закрытый в какой-то тёмный ящик. Затем кто-то оторвал крышку, бесцеремонно вытащил академика, напялил на него рюкзак и пинком вышвырнул через люк. Автоматически Апостолов выдернул кольцо, и только полёт его стал плавным, тотчас ударило по голове чем-то тяжёлым и обожгло.
Теперь он понял: самолёт взорвался. А его спаситель не назвался. По логике он должен опуститься где-то рядом, а может, его отнесло ветром? И где китайский таможенник?
Нет, это сон, мираж! Апостолов зацепил пригоршню песка из-под ног, разглядел. Это ненормальный песок. Какая-то каменная труха грубого помола. Он улыбнулся своему сравнению и заметил, что губы его потрескались. Академик ощутил сильную жажду. Сколько времени он пролежал на раскалённом песке? Часов не было, похоже, во время аварии оторвался ремешок.
Склонялось к закату солнце, а академик всё шёл и шёл по направлению к нему, постепенно каменная труха становилась крупнее, появились первые камушки, отблёскивающие сединой осколки. Впереди смутно вырисовывались огромные валуны, горы? Это хорошо. Где горы, там пещера, грот что-нибудь подходящее для ночлега. Воодушевлённый надеждой Апостолов бодро зашагал навстречу валунам.
Чем ближе он подходил, тем больше убеждался в своей догадке. Действительно, это горы. Но какие-то непривычные для взора совсем не такие, какие он привык видеть и даже восходить на них во времена студенческой молодости. Кроме двух огромных столбов уходящих в небо до бесконечности, никаких гор не видно! Очень странно!
Это Тибет. Здесь, наверное, есть и не такие чудеса.
Апостолов дошёл до столбов. Они отстояли друг от друга всего в нескольких метрах. Как это он мог издалека различать их по отдельности? Какое-то журчание отвлекло академика от решения оптической загадки. Вода! Это жизнь! Апостолов попытался облизнуть губы, но только оцарапал их шершавым языком.
Журчало и бурлило как раз в промежутке между столбами! Николай Иванович поспешил туда. В кромешной тьме, ориентируясь по слуху, он пробрался к ручью, прильнул губами к воде и жадно глотнул. Вода холодная! Апостолов пил и пил, не отрываясь. Он чувствовал, как вода проходит по пищеводу, попадает в желудок и растягивает его. Когда вода уже не вмещалась в него, академик перестал пить. Он зачерпнул полные ладошки и с удовольствием плеснул в лицо прохладной водицей. Запорошило глаза, кожу обожгло как наждачной бумагой! Апостолов с трудом протёр глаза рукавом и начал отплёвываться от песка. Слюны не было, губы потрескались ещё сильнее, жажда не прекратилась. Что же он пил?
– Приди ко мне, архистратиг! – воззвал он к своему бесплотному покровителю. Уж он-то поможет. Он-то объяснит и подскажет.
– Зачем кричать в тёмную бездну? – раздался голос из-за спины академика. – Ты добился, чего хотел. Поздравляю!
– Я хочу пить.
– Ты же напился!
– Что я пил?
– Что приготовил себе, то и пил!
– Что же я приготовил?
– Стряхни песок с ладоней! Не стану тебе долго объяснять! Лучше один раз увидеть, не так ли?
Кто-то ухватил академика за голову и насильно повернул её влево. В глаза ударил, холодный фосфоресцирующий свет. Апостолов зажмурился.
– Хочу пить! – взмолился он.
– Напьёшься ещё! Успеешь! Смотри! – кто-то нажал на кожу лба академика и потянул её кверху так, что веки вывернулись.
Пришлось смотреть, как приказал падший архистратиг. Мрак сгущался и стал ощутимым. Его можно было пощупать руками, разрезать ножом и даже пожевать. Горизонт, без того невидимый, вовсе исчез. Показалось, что Николай Иванович попал в какую-то ёмкость, наполненную желеобразной тёмной массой. Как ни странно, дышать стало легче, густой воздух наполнил лёгкие прохладой, ощущение жажды притупилось.
Академик смотрел во все глаза, но ничего не видел. Тот, кто сдирая скальп, держал его за голову, отпустил. Апостолов с силой зажмурился и раскрыл глаза. Откуда-то из-за спины появился луч фосфоресцирующего света. Академик попробовал оглянуться, но кто-то с силой схватил голову, не позволяя шевельнуть шеей, и усадил его. Николай Иванович ощутил под собой нечто мягкое, словно опустился в кресло.
– Как в кинозале, – отметил он вслух.
– В кинозале, – повторил металлический голос, – смотри! слушай!
Апостолов так и поступил.
Луч света сфокусировался на противоположной стенке воображаемой банки, в которую заперли академика. Метрах в десяти от него развернулось настоящее действие. На воображаемом экране появилось подобие солнца, затем вырисовывались очертания каких-то предметов. С высоты птичьего полёта показался Кремль, Красная площадь. Какие-то люди шли колонной и скандировали:
– За мир во всём мире! За мир во всём мире!
Вдруг, почти без перехода, появился Белый дом в Вашингтоне. И тут демонстрация, но лозунг другой: