Двуликий Янус
Шрифт:
Однако ни на следующий день, ни сутки спустя Скворецкий не смог заняться друзьями Евы Евгеньевны. Все планы и наметки полетели кувырком.
Едва Кирилл Петрович появился в наркомате, как ему доложили, что уже несколько раз звонил по телефону директор института, в котором работал Варламов, и очень просил, чтобы майор Скворецкий, как только появится, тут же, безотлагательно приехал к нему или, на худой конец, позвонил. Главное — поскорее.
Кирилла Петровича это сообщение не слишком встревожило. Ему было ясно: в институте стало известно об исчезновении
— Майор Скворецкий? — не скрывая волнения, сказал тот. — Очень прошу вас приехать, и как можно скорее. За последние два-три дня после вашего посещения у нас произошел ряд событий. Пренеприятнейших. Особенно сегодня. Ночью… Да, да, именно ночью… Нет, сказать по телефону ничего не могу, просто не имею права, но дело чрезвычайной важности… Нет, нет, ничего я не преувеличиваю. Полагаю, все, что случилось, имеет касательство к нашему с вами разговору, посему я именно вам и позвонил. Само собой разумеется, что в инстанции я уже сообщил. Итак, прошу не терять времени. Жду.
Кириллу Петровичу ничего не оставалось делать, как ехать в институт, хотя он и не думал, что услышит там что-либо для себя новое.
Директор ждал Скворецкого. Едва тот появился, как он усадил его в кресло, проверил, плотно ли закрыта дверь, и, усевшись напротив, начал рассказ. С первых же слов директора института Кирилл Петрович понял, насколько он заблуждался, полагая, что все сводится к бегству профессора Варламова. Да, в центре событий был действительно Петр Андреевич Варламов, но дело далеко не ограничивалось его бегством, все было куда серьезнее и сложнее.
— Прежде всего я вас должен уведомить об одном прискорбном событии, случившемся два дня назад, — начал директор. — Поначалу я никак не ставил это событие в связь с профессором Варламовым и хотел было положиться на милицию. Но теперь, после того что произошло сегодня ночью и обнаружилось буквально час тому назад, все выглядит иначе. А тут еще и Варламов исчез. Чертовщина какая-то!
Как явствовало из слов директора, два дня назад не вышел на работу один из лаборантов института, некто Евстафьев. Поскольку за Евстафьевым водился грешок — он выпивал, — никто особого значения его отсутствию не придал. Однако еще вчера утром в институт нагрянула милиция. Как оказалось, произошло нечто ужасное: Евстафьев был убит, убит буквально в двух шагах от института, в примыкавшем к институту большом пустынном парке.
Кто совершил это убийство, как, с какой целью? Кому мог мешать рядовой лаборант института? Ответа на эти вопросы, как и на сотню других, не было.
Труп обнаружил случайный прохожий. Ранним утром. Позавчера. Поднял тревогу. Явилась милиция. По заключению экспертов, убийство было совершено часов за двенадцать — четырнадцать до того, как было найдено тело, то есть вечером третьего дня. Евстафьев был убит ножом, финкой, как утверждает милиция, хотя орудия убийства на месте и не оказалось.
«Финкой? — подумал
— Что любопытно, — продолжал директор, — похищены деньги (сколько их у него там было — гроши!) и документы. Документы! Главное, пропуск в институт. Как уж милиция без документов дозналась, что убитый — Евстафьев, наш сотрудник, не интересовался, не мое это дело. Но ведь вот что: продкарточка на месте. Уцелела! У Евстафьева же это было главное богатство. Карточки-то у нас рабочие, первая категория… Вот и судите сами, ограбление это или тут что другое.
Известием об убийстве Евстафьева дело, однако, в эти тревожные для института дни не ограничилось. Ранним утром, сутки спустя после появления милиции, пришедшие на работу сотрудники обнаружили, что дверь в кабинет Варламова отперта. Странно! Никогда не бывает, чтобы двери оставляли незапертыми — такой уж в институте порядок. В первый момент тем не менее никто этому особого значения не придал: профессор Варламов — человек рассеянный, всякое могло случиться… А там и профессора хватились: время идет, его же нет и нет. Позвонили на квартиру. Может, захворал? Человек в годах, и сердце пошаливает.
Тут уж начинается чистейшая фантасмагория. Какой-то женский голос ответил, что профессора нет, уехал. А как он мог уехать? Куда?
Как нарочно, понадобились результаты последних опытов профессора Варламова. Решили вскрыть его сейф, а он, сейф… взломан. И… ничего там нет. Пусто. То есть всякие второстепенные записи лежат, но главного, главного — расчетов — нет. Исчезли!
— Скажите, — уточнил Скворецкий, — сейф оказался взломан или просто вскрыт? Ключом.
— Может быть, я неудачно выразился, но он именно вскрыт, дверца отперта. Следов взлома нет.
— Ключ имелся в одном экземпляре у профессора или был дубликат?
— Был и второй ключ, но тот хранится в секретной части. Возможность его использования исключена — он на месте.
— Вы не допускаете, что документы мог взять сам профессор Варламов? И никто другой. Ключ-то, выходит, был только у него, а сейф отперт. Ключом. Не взломан.
— Варламов? — возмутился директор. — Профессор Варламов? Да вы отдаете себе отчет, что говорите? Это же чудовищно! Это… Это… Это все равно как отец убил бы собственное детище.
— И все же, — спокойно, как бы размышляя вслух, сказал Кирилл Петрович, — исчезли документы и исчез профессор. Таковы факты. Факты бесспорные. Есть между этими двумя исчезновениями связь или ее нету? Боюсь, есть. Тем более ключ, ключ от сейфа… Есть над чем задуматься…
— Все это правда, — поспешно согласился директор, — но Петр Андреевич? Профессор Варламов? Нет, не верю. Не хочу верить.
В комнате наступила тягостная тишина. Первым ее нарушил Скворецкий: