Двум смертям не бывать
Шрифт:
Адвокат, приехавший из областного центра, завернул округлую речь, после которой судьи чуть ли не рыдали:
— Да, Степанкова виновна! Безусловно, это так. Но скажите мне, граждане судьи, кто из вас по совести может сказать, что Бушко убила эта юная девушка с чистым взглядом, а не он сам себя? Кто из нас знает, какой ад пришлось в течение последних трех лет вынести этой девочке, будущей невесте, будущей матери? И мы знаем, что от этого ада в своей душе она не освободится никогда… Подумайте, граждане судьи, три года — и из этих трех лет каждую третью ночь вершилось страшное насилие. Триста шестьдесят пять раз всходила на ложе
После суда Жанна вышла на улицу и вдохнула полной грудью прохладный воздух. От прошедшего утром дождя августовское небо казалось бирюзовым, а белые барашки скользили по нему легко и свободно, повинуясь лишь только воле ветра и собственной воле… Открывшаяся перед ней свобода ударила в голову. «Вот теперь начинается настоящая жизнь, — подумала она. — Начинается!» Ей казалось, с этого дня ее существование начнется точно с чистого листа. Будет забыто все черное и грязное, и прошлое незаметно канет в небытие.
Но все оказалось не так! Прошлое тащилось за ней грязным черным хвостом, не отступая ни на минуту. О нем напоминал кухонный нож с зазубринами у ручки, когда она резала им хлеб. О нем напоминал черный платок матери и ее отупелый взгляд, обращенный куда-то в себя. О нем напоминал зловещий шепот старух у нее за спиной и любопытные взгляды парней в ее сторону.
Жанна стала любимым объектом пересудов для всей Выдры. Кто называл ее шалавой, кто бедной девочкой, кто убийцей, по которой тюрьма плачет, но равнодушным эта история не оставила никого. Между тем Слава Путинцев, из-за которого, собственно, и произошла вся эта некрасивая история, предпочитал больше не попадаться ей на глаза и вскоре вообще уехал в областной центр учиться — ее жертва только что зародившемуся чувству оказалась совершенно бесполезной.
Жанна чувствовала себя отверженной — парни стали обходить ее десятой дорогой, опасаясь, что она способна выкинуть еще и не такой фортель, подруги приставали с вопросами, как «это было» и каким образом ей удалось ни разу не залететь за три года. Бабы злобно шипели вслед:
— Ой, идет, идет, смотри, как вырядилась… Ишь какая, глазищами так и кидает по сторонам, так и кидает! Надо сказать моему мужику, чтобы подальше от нее держался, еще зарежет…
В этих разговорах было много несправедливого и обидного, но лишь одна Жанна знала, какую долю правды они несли. Сначала она пыталась не обращать внимания на сплетни, но это плохо получалось. По ночам она плакала в подушку, чувствуя себя парией. Она старалась ходить по городу с гордо поднятой головой, из последних сил пытаясь выглядеть равнодушной — бесполезно! И тогда она решилась насовсем уехать из Выдры.
В обыкновенный сентябрьский день, довольно хмурый и не суливший ничего радостного, она собрала свои немудреные вещички в чемодан, выгребла из шкатулки все деньги, полученные матерью за последний месяц, купила на станции билет в областной город. Она не знала еще, чем будет там заниматься.
Жанна хотела начать новую жизнь. И завоевать мир.
Глава 9
У правой руки главы
— Какого черта… — выругался Штурман и грубо оттолкнул потянувшуюся было к нему спросонья девушку. — Отвали!
— Это ты, Штурман? — спросила его телефонная трубка.
— Привет, Лучок, — все еще сонным голосом произнес Штурман, но внутри у него все замерло. — Сейчас, один момент… — Прикрыв рукой трубку, он со страшным лицом приказал своей подруге: — Собирай свои манатки и отчаливай. Быстро!
— А деньги? — недовольно надула губы девица, сонно потирая кулачками глаза.
— Возьми, сколько было обещано, в бумажнике… И вали отсюда!
Девушка подхватила свои вещи и мгновенно умелась из комнаты. Штурман приложил трубку к уху.
— Ну что, офоршмачился? — прозвучал в трубке недовольный голос.
— Лучок, да ты понимаешь, мы только «волыны» достали, а менты…
— Базар не по телефону, — оборвал его шеф. — Через полчаса жду тебя в «Аркаде»…
Подавив тяжелый вздох, Штурман стал одеваться. Он знал, что его ждет, — за то, что случилось вчера, по головке не погладят. Впрочем, вчера ничего особенного не случилось, баковская братва под руководством Штурмана приехала на очередную «стрелку» с кунцевскими. Все шло тихо-мирно, не предвещая подвоха, как вдруг подкатила машина и оттуда посыпались рубоповцы. Штурман не успел даже открыть рот, как его ребята достали оружие и открыли стрельбу. Рядовая «стрелка» закончилась перестрелкой. В итоге — несколько убитых, один из его парней попал в милицию, а сам Штурман еле успел смыться.
Несмотря на февральский холод, солнце в полдень припекало довольно сильно, с такой яркостью проникая через лобовое стекло, что массивный Штурман мгновенно вспотел. Минут двадцать он парился в машине, стоя в пробке на Садовом, и нервно поглядывал на часы: опаздывать — только себе вредить.
Его шеф уже сидел за столиком ресторана «Аркада» и нервно курил. Обслуги не было видно — официанты бесследно растворились, дабы не мешать деловым разговорам.
— Ну, рассказывай. — Лучников мрачно указал на стул напротив себя. — Объясни мне, как это нашу братву менты завалили.
— Случайность, Лучок, — начал оправдываться Штурман. — Чистая случайность! Может, кто-то РУБОП навел, вот они и налетели на тачках… Пацаны растерялись и сразу за «волыны»… Те в ответ… Ну и сам понимаешь… Свечу завалили и Липу. И Шуру менты повязали.
Штурман тяжело вздохнул и опустил глаза. Капли нервного пота выступили у него на висках. Ему, как всегда, было жарко — массивный, он легко потел.
— А ты как же слинял? — Лучок пристально смотрел в глаза, не отводя каменного взгляда.
— А я как раз возле машины стоял, — объяснил Штурман. — Гляжу, Свеча уже лежит, ну, я ноги в руки и… Повезло, удалось отъехать.
— Повезло, — иронически хмыкнул шеф. — А Свече и Липе, значит, не повезло?
— А что мне было делать? Задрать лапки кверху и идти на Шаболовку сдаваться? — повысил голос Штурман. Он твердо знал, что лучший способ защиты — это нападение.
Шеф налил в стакан немного жидкости из бутылки, стоящей перед ним на столике, и опрокинул ее в рот. Штурман напрягся — ему не предложили выпить. Это был плохой знак.