Шрифт:
Пролог
27 января 1993-го года вошло в историю всей планеты как дата очередного глобального события, изменившего мироощущение каждого живущего человека. «Смерть мертвецов», как прозвали этот день, не оставил равнодушным никого. Антинеосапиантские настроения, захлестнувшие Европу и часть Азии, сразу же получили резкое увеличение популярности у населения, прошедшее на фоне охладившихся до максимума настроений между двумя сверхдержавами и остальным миром. Силы правопорядка сходили с ума, пытаясь понять, как им сохранять этот самый порядок в мире, где не осталось ни одного ограничителя. Ну а что касается неогенов…
Они впервые в жизни почувствовали себя полноценными
«Виновник» произошедшего, Союз Советских Социалистических Республик, тоже переживал кризис, куда более глубокий, чем могло показаться стороннему наблюдателю. Вырвавшаяся из-под контроля информация о одном из протоколов государственной безопасности, принятых еще самим Иосифом Виссарионовичем Сталиным, проложила глубочайшую трещину между неогенами и людьми. Разумеется, видимую лишь первыми. Поняв, что они более полусотни лет работали, жили и любили под прицелом оружия, обладатели способностей подняли… нет, не бунт. Они подняли вопросы.
Множество вопросов, ответов на которые не было предусмотрено.
Ситуация быстро утрачивала малейшие признаки упорядоченности. Неосапианты, развезенные из Стакомска по всей стране, моментально потеряли доверие к любым предложениям и приказам сверху. Многие из них, имеющие семьи или приёмных детей, объявляли забастовки, ставя условием как получение необходимых им ответов, так и выполнение требований по организации их труда, жизни и безопасности. Они хотели гарантий. Отвечать было некому. Провал исполнения протокола, подрыв всех специальных межконтинентальных ракет, нацеленных на Зоны планеты, спровоцировал серьезнейший передел власти во всех высоких структурах. Все три комитета включились в эту борьбу, предлагая свои решения текущих задач вместе с порядком их решения.
Во всей этой буре дрязг и невзгод, организационного хаоса и межведомственных столкновений, возник лишь один островок, одна спокойная гавань, куда мог прийти любой неосапиант. Прийти и остаться, зная, что его защитят от любых посягательств, любых претензий, любого шантажа.
Стакомск.
Вернувшийся за три месяца к своему привычному существованию город вновь медленно становился столицей неогеники Советского Союза. Его особенные жители возвращались назад, человек за человеком, семья за семьей. Далеко не у всех в Москве подобное «возвращение» вызывало восторг, скорее, совершенно обратную реакцию, но ни один палец не шевелился, чтобы насильно или как-то иначе удержать ценных и незаменимых членов общества в сфере своего влияния. Скрипели ручки и зубы, сжимались кулаки, вычеркивались имена, а неосапианты, получившие, наконец-то, возможность ездить в обычных вагонах обычных советских поездов, один за другим покупали билеты в Стакомск, город спокойного будущего. Место, в котором, по очень устойчивым и быстро распространяющимся слухам, работали только законы страны.
За целых три месяца многие в высоких кабинетах усвоят одну страшную истину – есть кое-что похуже смерти. Для тех, кто нарушил правило Стакомска, где бы эти люди или неогены не находились, могут открыться двери персонального ада. К ним придут кошмары, порожденные их собственным подсознанием. К ним придёт знание, что излечиться от подобного нельзя, что это полный конец. К ним придёт сама безысходность в виде туманного облака, способного проникнуть куда угодно. Поэтому они будут скрипеть зубами, вычеркивать имена и вздрагивать, просыпаясь от ночных кошмаров.
В Стакомске всё спокойно. Здесь не теряют время на политические игрища, не стремятся тянуть одеяло на себя, не желают выбирать какую-либо из сторон.
Здесь формируют будущее.
Здесь живут настоящим.
Здесь ищут способы избавиться от опасного прошлого.
Проще говоря – здесь заняты настоящими делами.
Глава 1. Самый тихий омут
Ответственно заявляю – нет ничего лучше, чем индивидуальный подход! Конечно, собственноручно устроенный мной из подручных материалов комфорт будет куда слабее по классу, чем такой же, но куда красивее и за большие деньги (как в прошлой жизни), но раз подобного нет даже близко – то надо пользоваться моментом! Им я и воспользовался, когда представился шанс. Указал рукой, даже дланью, а может быть, и вообще десницей на комнату, а затем промолвил человеческим голосом: «Это наша кровать!». У меня спросили: «Спальня, да?». «Нет», – ответил я, – «Кровать!».
А потом заложил нафиг весь пол матрасами! Показалось мало, поэтому я и второй слой проложил, а затем сверху определил пару слоев чуть грубоватой ткани, которая, вроде бы, предназначалась для другого. Потом пришёл черед пяти простыней – и вот, пожалуйста, отличная двенадцатиспальная кровать, закрывающаяся на ключ. Да еще и удобно расположенная прямо рядом с вентиляционной шахтой, от чего воздух в кроватной комнате всегда свеж и приятен. Витя молодец? Витя – агонь!
Что в итоге? Всем настолько понравилось, что мне периодически приходится проверять кроватную комнату на наличие посторонних элементов и выталкивать их, недовольно бурчащих, куда подальше. Хотя, признаюсь честно, что занимаюсь этим тогда, когда комнату нужно использовать не для сна, а для оправления сексуальных нужд, а иначе как-то пофиг, кто там где спит.
Вот и сейчас, проснувшись в блаженной раскоряке, которую деликатные люди называют «поза звезды», я первым делом услышал мелодичное похрапывание из дальнего угла. Там, укутанные в одеяла, храпели две головы – лысая и рыжая. Опять им лень было до своих комнат дойти. Ну тут сложно кого-то винить, все остальные спальни стандартные, да еще и расположенные по длиннющему коридору, а на дверях никаких маркировок. Свою искать сложно, это считать двери надо.
На кухне маленькая слабоодетая по причине царящей тут вечной жары брюнетка руководила не менее слабоодетой трехметровой великаншей, при виде труселей которой я тут же застенчиво отвел взгляд и, бурча под нос нечто невнятное, пошёл к кипящему чайнику, делать утренний кофе. Запаренная Викусик, полностью задоминированная наглой Вероникой, не обратила внимания на мою заспанную персону, а вот Кладышева наоборот – начала тыкать пальцем, указывая на девичьи прелести своей подчиненной и наставляя меня, что в следующий раз, когда я буду наверху, надо будет принести «то-то», «то-то», и «то-то», а то мы здесь как дикари и вообще.
Игнорируя этого бессовестного жаворонка, а точнее, вообще не спящую «чистую», я дул очень неплохой кофе, вспоминая, как мы вообще оказались тут. И даже здесь. Где? Мы на 230 метров ниже улиц Стакомска, в огромной укрепленной системе пещер, вырезанных, укрепленных и обустроенных прямо под городом. Причем, мы располагаемся не там, где бывали раньше, а под китайской половиной города. У нас тут много места, много еды, много техники, и вообще много нужного важным и полезным людям, за которыми охотится неосапиант, вовсю играющий в военный спутник. Это я про Машундру, если что.