Дядя Сандро и раб Хазарат
Шрифт:
Акоп-ага, поварчивая, собрал чашки на поднос и ушел к себе.
Когда он узнал, что я диспетчер, сказал Кемал, улыбаясь и поглядывая вслед уходящему кофевару, он попросил меня особенно внимательно следить за самолетами, летящими из Еревана. Он сказал, что армянские летчики слишком много разговаривают
Народ, у которого есть Акоп-ага, сказал дядя Сандро, никогда не пропадет!
Народ, у которого есть дядя Сандро, сказал князь, тоже никогда не пропадет.
Разве они это понимают? сказал дядя Сандро, кивая на нас с Кемалом, вероятно, как на нелучших представителей народа.
А что делать народам, у которых вас нет? спросил Кемал и оглядел застольцев.
Воцарилось молчание. Было решительно непонятно, что делать народам, у которых нет ни Акопа-ага, ни дяди Сандро.
Мы все умрем, вдруг неожиданно крикнул Хачик, даже кинязь умрет, только фотокарточки останутся! А народ, любой народ, как вот это море, а море никогда не пропадет!
Мы выпили по последней рюмке, доели арбуз и, поднявшись, подошли к стойке прощаться с Акопом-ага.
То, что я тебе сказал, помнишь? спросил он у Кемала, насыпая сахар в джезвеи с кофе и на миг озабоченно вглядываясь в него.
Помню, ответил Кемал.
Всегда помни, твердо сказал Акоп-ага и, ткнув в песочную жаровню полдюжины джезвеев, стал, двигая ручками, поглубже и поуютнее зарывать в горя чий песок медные ковшики с кофе.
Мы стали спускаться вниз. Я подумал, что Акоп-ага и сам никогда не пропадет. Его взыскующая любовь к армянам никому не мешает, и никто никогда не сможет отнять у него этой любви. Он связал себя с прочным делом и потому непобедим.
Примерно через месяц на прибрежном бульваре я случайно
Но Хачик меня не узнал, и так как он уже был достаточно раздражен непонятливыми клиентами, которых он располагал возле клумбы с кактусами и все заталкивал крупного мужчину поближе к мощному кактусу, а тот пугливо озирался, не без основания опасаясь напороться на него, я не стал объяснять, где мы познакомились.
Я понял, что он совсем как та женщина, стоявшая у входа на водную станцию «Динамо», видел нас только потому, что мы были озарены светом его возлюбленного князя Эмухвари. Я уже отошел шагов на десять, когда у меня мелькнула озорная мысль включить этот свет.
Я оглянулся. Маленький Хачик опять заталкивал своего клиента, большого и рыхлого, как гипсовый монумент, поближе к ощеренному кактусу, а тот сдержанно упирался, как бы настаивая на соблюдении техники безопасности. Женщины, спутницы монумента, не выражая ни одной из сторон сочувствия, молча следили за схваткой.
Хрустальная душа! крикнул я. Простой, простой!
Хачик немедленно бросил мужчину и оглянулся на меня. Мужчина, воспользовавшись свободой, сделал небольшой шажок вперед.
А-а-а! крикнул Хачик, весь рассиявшись радостью узнавания. Зачем сразу не сказал?! Этот гётферан мине совсем голову заморочил! Хорошо мы тогда посидели! Гиде кинязь?! Если увидишь еще посидим! Ты это правильно заметил: хрустальная душа! Простой! Простой!
Я пошел дальше, не дожидаясь, чем окончится борьба Хачика с упорствующим клиентом. Я был уверен, что Хачик победит.